— Зачем, мы бревна рубим.
— С завтрашнего дня без оружия не выезжать!
— Хорошо, раз приказываешь.
Пожелав хорошо поработать, Морозов махнул рукой коноводу и пустил коня рысью по лесной дороге к заставе. Кочукбаев посмотрел им вслед, покачал головой.
— Ни днем ни ночью не спит. Беспокоится. Может, он прав. Многие еще бандиты живыми ходят.
— Много, ой много, — согласились другие комотрядовцы.
Помолчали. Каждый из них знал, что такое басмачи. Они видели порубленные трупы пограничников и своих товарищей-комотрядовцев, слышали о том, как глумятся басмачи над пленными, знали и видели многое, но уже стали забывать, а сейчас, видно, вспомнили.
— Поехали, — прервал молчание Манап.
— Конечно. Зря столько времени потеряли.
Подводы, оглашая окрестность скрипом, медленно начали спускаться в ущелье.
Солнце поднялось из-за гор и скользнуло по крышам Нарынкола. Лучи его будто разбудили сельчан. Задымились глиняные печки летних кухонь, женщины торопливо доили коров и выгоняли их на улицу. Вот уже стадо, все увеличиваясь, брело по центральной улице к выходу из села. Пыль, смешиваясь с дымом очагов, поднималась над крышами домов; пылинки искрились в лучах солнца, прыгали, как будто водили хоровод, радуясь теплу.
Обгоняя стадо, спешили из села девушки в ярких ситцевых платьях. В руках они несли сплетенные из тальниковых прутьев корзины. Среди девушек была и Калима.
Как только девушки вышли за околицу, из трубы одного из домов, стоящих на окраине села, поднялся столб черного дыма и медленно поплыл над домами, теряясь в пыльном воздухе. И сразу же на той, китайской, стороне человек, одетый в полосатый халат, быстро спустился с сопки, вскочил на коня, стоявшего в укрытии, и ускакал в горы. Все это заметил выгонявший стадо пастух Бектембергенов.
«Сигнал басмачам дал Джалил, байский шакал», — с гневом подумал Бектембергенов. Он крикнул своему подпаску Жаппару: «Постереги стадо! Я скоро вернусь!» — и поскакал на заставу.
Комотрядовцы распрягли лошадей, сняли куртки (все они были одеты в солдатское обмундирование) и принялись за работу. Четверо стали пилить сосны, двое обрубать ветви с деревьев, спиленных еще вчера.
— Берегись!
Высокая сосна вздрогнула, постояла немного неподвижно, будто раздумывая, падать или нет, потом медленно начала клониться; вот она, ломая встречающиеся на пути сучья соседних деревьев и свои, с шумом повалилась наземь, подмяв небольшую, еще совсем нежную сосенку, только что начавшую тянуться к солнцу.
