— Да, руку ее я вижу, а вот что она держит… связку ключей, что ли? — этого разглядеть не могу.
Музейная крыса проковыляла к столу и придвинула к себе лежавшую на левом углу сумочку. Порылась в ней. Может быть, там ключи?.
Все свои догадки он сообщил Анне и попросил, чтобы она была бдительной, замечала и старалась расшифровывать малейшие движения Регины Бондарь.
Три дня наблюдала Анна, а на четвертый сказала:
— Надо действовать!
К тому времени Костя приобрел для нее коротенькую юбочку и черные лосины, плотно обтягивающие ноги, черный парик, зеленые туфли и такого же цвета наплечную сумку. Но самая важная деталь ее театрализованного туалета — наклейка на нос: ее красивый славянский носик превращался в клюв хищной птицы. И Анна, глядя на себя в зеркало, хохотала до слез и очень не хотела, чтобы с таким носом ее видел Костя.
Заранее обговорили все детали: как ей входить, как выходить, где с автомобилем ее ждать будет Костя. Все она выучила наизусть и дважды ходила в музей, репетировала.
Смущали ее постовые: вдруг как не наши!
— Наши, наши! — успокаивал Костя. — Тут уж не может быть никаких сомнений. Старрок как пришитый сидит в своем кабинете и ждет начала операции.
И операция началась.
Из раздевалки музея Анна не пошла на главную лестницу, а свернула в крыло служебных помещений, поднялась на второй этаж. Здесь в коридоре ей встретились постовые, их было двое: один в начале коридора, другой — в конце, поблизости от входа в кабинет главного консультанта. Анна знала, что тут дежурит милиция, которая будет ей помогать. Главная миссия постовых — никого не впускать в комнату на время, пока Анна будет там находиться.
Старок им сказал: «Девушка будет в короткой юбке с зеленой сумкой через плечо».
Завидев ее, постовые оживились, лица засветились улыбкой. И она им кивнула и улыбнулась в ответ. Вспомнила, какой у нее ужасный нос, и почувствовала, как лицо покрывается краской.
В комнату вошла робко.
— Можно к вам?
— Попробуйте. Хотя вы уже вошли.
Шла медленно, краем глаза оглядывала стены, шкаф. Сердце билось толчками, отдавалось в ушах. «Никогда так не волновалась», — успела подумать она.
Присела к столу на край кресла.
— Вот перстень, — протянула старухе. Но та не шелохнулась, смотрела зло и с любопытством. Косила глаз на перстень, но видела и юбку, обнажавшую слишком много, — даже для самых бесстыжих дев.
— Перстень? Ну и что с того! — скрипуче, как ржавый лист железа, каркала Регина. — Если уж у вас есть перстень, так его надо в музей, а?
