Каким-то чутьем уловил он случившееся в беседке, — по суете, напряжению, изменившемуся ритму в движениях Данилыча. «Что-то произошло, — думал он. — Да, там что-то случилось». Но… продолжал работать.
Данилыч имел от молодого хозяина задание обеспечить покой Малышу и после команды Силая уволить всю прислугу бесперебойно обслуживал гостя, подчас и сам подключаясь к роли официанта.
Данилычу нравился Малыш, но вот за что — сказать бы не мог. Еще там, в Штатах, в Сан-Франциско, хозяин ему однажды сказал: «У нас будет важный гость, очень важный, создай ему самые лучшие условия». И потом сын хозяина Борис с нетерпением ждал этого гостя, готовил яхту, роскошный автомобиль, инструктировал охрану. Говорил и Данилычу: «Приедет мой друг, его зовут Малыш, — не дай Бог, если ему у нас не понравится!» И требовал назначить к нему горничную, официантку, — из молодых, красивых. А уж что до комнат — сам проверял убранство, ванную, спальню…
Интерес Данилыча распалялся по мере того, как приближался день появления Малыша. Он ожидал увидеть громадную фигуру с надменным видом, а из машины выпрыгнул и просеменил в свои комнаты молодой парень со всклокоченной прической и в потертых джинсах.
По всему дому пронеслось и хозяину доложили: прибыл Малыш. От обеда он отказался, велел принести кофе к нему в кабинет.
Данилыч сам нес серебряный кофейник с только что сваренным дымящимся кофе. Сладости разные и фрукты, и вино, и коньяк несла официантка — восемнадцатилетняя девушка, работавшая в первоклассном ресторане и на время нанятая для обслуживания гостя.
— Меня зовут Малыш, а вас как? — обратился к старику.
— Данилыч, — важно ответил камердинер хозяина.
— А вас? — повернулся к девушке. И все по-английски.
— Кэт. По-русски — Катерина. — Она обольстительно улыбнулась.
Малыш, оглядев ее, сказал:
— Вы очень красивы! И молоды. Вам тут нравится?
— Очень.
Малыш кивнул. И, взяв шоколад, стал пить кофе. Данилыч, отступивший в сторонку и кивком отославший Кэт, продолжал разглядывать гостя. Ничего важного и примечательного в нем не находил, наоборот, — удивляла простота и даже простоватость парня из России, его наивно-глуповатый вид. Правда, в кресле он сидел вальяжно и пил-ел неторопливо. Временами устремлял на Данилыча круглые синие, как мартовское небо, глаза, — они светились почти детским любопытством, но в то же время искрились огоньками воли, власти над людьми и каких-то затаенных, напряженных дум.
— Вас зовут Данилыч? Вы русский?
