С тобой товарищи | страница 76
Гордый тем, что держит в образцовом порядке такой переполненный зал. Юра распорядился важным председательским тоном:
— Рассказывай биографию.
— Я родился… — начал наконец Саша.
Но тут что-то изменилось в зале. Движение пробежало по первым рядам, шопот, нарастая, поднялся до шума, чей-то выкрик оборвал Сашину речь:
— Не надо! Биографию после! Расскажи, что было в субботу перед уроком физики!
В самой гуще толпы, направо, налево эхом повторялся вопрос:
— Что было на физике? Расскажи о вольтметре!
Так надвинулось то, к чему Саша готовился эти два дня. И вдруг что-то затихло в нем, улеглось. Он начал различать перед собой знакомые лица и, чтобы быть ближе к ним, подошел к краю сцены. Голос его слегка вздрагивал, но сейчас даже шопот был бы в зале услышан.
— Когда у Надежды Димитриевны разбился вольтметр, ребята решили сделать новый прибор. Все согласились, чтобы прибор сконструировал я.
— Кроме тебя, никто не сумел бы его сконструировать?
Вопрос задан был из президиума. Саша оглянулся. Он не знал, кто тот человек, который сидел рядом с директором. Его коричневые глаза смотрели прямо и чуточку жестко.
Саше не дали ответить. Из рядов семиклассников раздались голоса:
— Конечно, сумели бы! Юрка Резников сделал бы!
— А Ключарев?
— И Гольдштейн!
— Я!
— И я!
Резников звякнул колокольчиком:
— Продолжай, Емельянов.
— Я принес вольтметр… и ребята хотели подарить его от класса. А я думал, он мой… Я хотел сам, один. Мы поссорились. Ребята ушли. И я вижу, все пропало. Тогда мне стало безразлично.
В рядах семиклассников словно бомба взорвалась.
— Тебе безразлично? А Надежде Димитриевне как?
— Не соглашался бы, без тебя могли сделать!
— У Резникова материал весь забрал и прославиться вздумал!
А Петровых грустно вслух рассуждал:
— Ведь вольтметр не только для нас — для всей школы!
— Я не думал! — пытался оправдаться Саша.
Но Резников его перебил:
— Не думал? Стукнуть бы тебя раза два, чтобы думал!
Однако Юра тут же вспомнил о своих председательских обязанностях и, подняв над головой колокольчик, объявил, что если не перестанут шуметь, закроет собрание.
Резников вошел в роль. Ему нравилось быть крутым председателем.
— Говори, — разрешил он, увидев протянутую руку.
Ключарев поднимался на сцену. Саша сходил. Они встретились на ступеньке и секунду смотрели друг другу в глаза. И Саша опустил голову и, глядя под ноги, быстро пошел на свое место.
Слова Ключарева настигали и гнали его.
Со сцены Борис казался узким и длинным, как восклицательный знак. Его ломкий голос подростка часто ему изменял: неокрепший басок перебивался тончайшим мальчишеским дискантом.
