— Вы запомните, ребята, сто двадцать третью статью нашей конституции?
Она вышла из класса.
Саша украдкой взглянул на товарища. Костя смотрел в окно, губы его шевелились.
— Ты что? — тихо спросил Саша.
— Гады проклятые! Мистеры-твистеры! Черти! — бормотал Костя. Он погрозил кулаком: — Я бы их… Попадись они только! — и снова отвернулся к окну.
Борис Ключарев, нагнув низко голову, рылся в портфеле.
Ни к кому не обращаясь, Володя Петровых громко рассказывал:
— Как они его… Он пришел домой с орденом. А они его… потащили. Сэм смотрел, как они его вешали…
— Не охай, ты! — вдруг почти грубо крикнул Борис Ключарев, сузив острые, стального цвета глаза.
Саша встал и вышел из класса. Что-то ныло у него в груди. Негритянский мальчик не выходил из головы.
В коридоре бегали, толпились и «жали масло», соседние ребята. Саша обошел их сторонкой.
— Емельянов!
В дверях десятого класса стоял Коля Богатов.
После разговора в райкоме, когда он там похвалил семиклассников, у него появилось к ним какое-то новое чувство — беспокойной заботы, почти нежности, особенно к Саше. Коле хотелось потолковать о чем-нибудь с этим веселым парнишкой и, пожалуй, ближе сойтись.
Но Саша угрюмо молчал, что-то пряча в глазах.
— Случилось что-нибудь? — догадался Богатов. — Поссорился с ребятами? Или двойку схватил?
— Где? Что? Покажите!
Рядом с Колей появился его друг. Сергей Вихров, известный художник, который надиво школе и наперекор всем традициям стриг волосы под машинку, носил роговые очки и неутомимо снабжал школьную газету карикатурами на самые разнообразные темы.
— Покажите мне двоешника! — выхватывая из кармана блокнот, говорил Вихров. — Так. Хорошо! Великолепный типаж! То, что нужно. Колька, можешь готовить статью «Прогульщики учебы» или что-нибудь в этом же духе. Иллюстрация есть!
Жалкая гримаса дернула Сашины губы.
Вихров нахмурился:
— Что ты, хлопец? Собрался лить слезы?
Он был ласковый парень, хотя и карикатурист, и Саша на него не обиделся.
— На чем же ты срезался? — спросил Коля Богатов. — Ну, уж реветь-то во всяком случае не стоит.
— Да нет же! Нет! — сказал наконец Саша, чувствуя, что и верно слезы подступают у него к горлу: эти большие ребята так беспомощно и неловко его утешали.
Вихров спрятал блокнот.
— Нетактично получилось, — вполголоса упрекнул его Коля Богатов. — Ты дурень. Сережка. Суешься со своими карикатурами, не зная, в чем дело!
Он взял Сашу за локоть и осторожно спросил:
— Скажи все-таки, что?
— Ничего! Честное слово! — клялся Саша, все еще чувствуя тяжесть в груди от непролившихся слез, но уже чем-то счастливо утешенный. — Я просто подумал о том, как страшно в Америке!
