Цветы и железо | страница 67



Таня работала ключом быстро, Никита Иванович едва успел закончить шифрование.

— Все, — сказал он, передавая последнюю группу знаков.

«Морзянка» запищала часто-часто. Таня торопливо писала цифры, а Поленов расшифровывал их:

— Спасибо за первые сведения. Следуйте в квадрат 2762. Уточните пропускную способность станции, что идет на фронт и с фронта, направляются ли в действующие части зимние вещи и какие именно? Берегите себя. Ни пуха ни пера!

— Значит, на Низовую, — озабоченно проговорил Никита Иванович, — там дела будут посложнее.

— Зато интереснее! — быстро ответила Таня. — Мы теперь будем почти воевать. Это хорошо, батька!

5

Кулак Никита Иванович Поленов и его дочь Татьяна Никитична Поленова имели больше десяти тысяч немецких оккупационных марок и второй день голодали.

На немецкие оккупационные марки ничего нельзя было купить.

На оккупированной советской территории цену имели только советские рубли и червонцы.

— Батька, да покажи ты свою устрашающую бумагу какому-нибудь старосте, попугай его! — не выдержала Таня.

— И то правда, дочка! С волками жить — по волчьи выть! — согласился Поленов.

В первой же деревне Никита Иванович разыскал старосту. Тот жил в хорошем просторном доме. Несколько месяцев назад здесь помещалась изба-читальня — еще до сих пор по крыше волочился обрывок антенны, а на стене скрипела от ветра пустая доска для объявлений.

Староста, носатый мужик с коротко остриженной бородой, долго смотрел на документы, предъявленное «возвращающимся из советской ссылки» Поленовым Никитой Ивановичем, и спросил без всякой радости:

— Чем могу быть полезным?

— Едой, — учтиво, но твердо произнес Поленов.

— Еды нет, — последовал ответ.

— Я не прошу милостыню. Я покупаю, — еще строже сказал Никита Иванович.

— Не возражаю. Покупайте сколько вам будет угодно.

— На немецкие деньги никто не продает. Вот вам двести марок и извольте сами продать! — безапелляционно заявил Поленов. — Если и вы не продадите, я буду знать, кто воспитал так мужиков!

Староста пытался что-то сказать, но, промямлив какое-то слово, которое Поленов так и не разобрал, ушел в другую комнату.

— Вот здесь ты можешь дуть губы, важничать, — шепнул Тане Никита Иванович.

— Как начну дуть, так сразу смех разбирает, — проговорила Таня.

Староста вернулся с фонарем «летучая мышь» и, сердито буркнув «жди», вышел из дому. Минут через пятнадцать он принес небольшой мешочек. Поленов придирчиво проверил: два круглых хлеба, кусок свинины, соленое коровье масло, завернутое в холщовую тряпицу…