Цветы и железо | страница 67
Таня работала ключом быстро, Никита Иванович едва успел закончить шифрование.
— Все, — сказал он, передавая последнюю группу знаков.
«Морзянка» запищала часто-часто. Таня торопливо писала цифры, а Поленов расшифровывал их:
— Спасибо за первые сведения. Следуйте в квадрат 2762. Уточните пропускную способность станции, что идет на фронт и с фронта, направляются ли в действующие части зимние вещи и какие именно? Берегите себя. Ни пуха ни пера!
— Значит, на Низовую, — озабоченно проговорил Никита Иванович, — там дела будут посложнее.
— Зато интереснее! — быстро ответила Таня. — Мы теперь будем почти воевать. Это хорошо, батька!
Кулак Никита Иванович Поленов и его дочь Татьяна Никитична Поленова имели больше десяти тысяч немецких оккупационных марок и второй день голодали.
На немецкие оккупационные марки ничего нельзя было купить.
На оккупированной советской территории цену имели только советские рубли и червонцы.
— Батька, да покажи ты свою устрашающую бумагу какому-нибудь старосте, попугай его! — не выдержала Таня.
— И то правда, дочка! С волками жить — по волчьи выть! — согласился Поленов.
В первой же деревне Никита Иванович разыскал старосту. Тот жил в хорошем просторном доме. Несколько месяцев назад здесь помещалась изба-читальня — еще до сих пор по крыше волочился обрывок антенны, а на стене скрипела от ветра пустая доска для объявлений.
Староста, носатый мужик с коротко остриженной бородой, долго смотрел на документы, предъявленное «возвращающимся из советской ссылки» Поленовым Никитой Ивановичем, и спросил без всякой радости:
— Чем могу быть полезным?
— Едой, — учтиво, но твердо произнес Поленов.
— Еды нет, — последовал ответ.
— Я не прошу милостыню. Я покупаю, — еще строже сказал Никита Иванович.
— Не возражаю. Покупайте сколько вам будет угодно.
— На немецкие деньги никто не продает. Вот вам двести марок и извольте сами продать! — безапелляционно заявил Поленов. — Если и вы не продадите, я буду знать, кто воспитал так мужиков!
Староста пытался что-то сказать, но, промямлив какое-то слово, которое Поленов так и не разобрал, ушел в другую комнату.
— Вот здесь ты можешь дуть губы, важничать, — шепнул Тане Никита Иванович.
— Как начну дуть, так сразу смех разбирает, — проговорила Таня.
Староста вернулся с фонарем «летучая мышь» и, сердито буркнув «жди», вышел из дому. Минут через пятнадцать он принес небольшой мешочек. Поленов придирчиво проверил: два круглых хлеба, кусок свинины, соленое коровье масло, завернутое в холщовую тряпицу…