— Пока управляюсь своими силами. Город заштатный, большевики им не интересуются.
— Большевиков интересует все! А я в данный момент проявил бы повышенный интерес к этакому милому созданию килограммов на семьдесят пять! Есть такие в твоем Шелонске?
— Честно говоря, Гельмут, мне было не до баб!
— Хорошая баба что хороший коньяк — успокаивает нервы и разгоняет кровь! — Мизель расхохотался. — Ты, Ганс, стареешь! Или тебя испортили строгие нравы при дворе великой герцогини Люксембургской?
Теперь настала очередь расхохотаться Хельману. Вдоволь посмеявшись, он сказал:
— Мы еще порезвимся, Гельмут! А красотками я займусь. Буду считать одной из первоочередных задач комендантской службы.
Когда кончился «Наполеон», Мизель открыл еще одну бутылку треста «Арарат». Он был весел все время, повеселел и Хельман.
Спать легли под утро, когда в третий раз пропели шелонские петухи.
3
Перед тем как отбыть на станцию Низовая, Мизель решил вызвать к себе помощников коменданта. Хельман послал за Муркиным и начальником полиции.
Штурмбаннфюрер преобразился. Золотое пенсне изящно прилепилось к носу, а из-под прилизанных волос на голове виднелась отмассажированная щеткой розовая кожа. Он как бы стал олицетворением неприступности и величия, и даже Хельман смотрел на него уже не с той непринужденностью, как утром, когда они допивали коньяк. Как мило текла тогда беседа!.. Сейчас Хельман опасался одного: а вдруг Муркин и начальник полиции похвалят его, военного коменданта? Русские хвалят представителя германского военного командования — что может быть хуже для такого представителя? Он опять не доверял Мизелю и перебирал в памяти вчерашний разговор: не сболтнул ли чего лишнего? Муркин по случаю ответственного визита оделся в черный старомодный сюртук, и Хельман брезгливо морщил нос, осязая резкие запахи: несло луком, нафталином и тройным одеколоном. Маленькие губы Муркина вздрагивали, словно он сосал конфету.
— Вы довольны своим постом? — спросил Мизель и так посмотрел на Муркина, что даже Хельману стало не по себе.
— Весьма и весьма, ваше высокоблагородие, — ответил Муркин и низко, с достоинством поклонился.
— Вас привела к нам идейная ненависть к большевикам или что-то другое?
Вопрос был лишним, Хельман заранее знал, что ответит Муркин, он уже не раз говорил на эту тему с городским головой.
— Идейная! С большевиками у меня всегда были разногласия, и я всю свою сознательную жизнь их ненавидел. Ваше высокоблагородие, мой отец был действительным статским советником, это равно генералу. А кем стал я? Бухгалтером! Зарабатывал меньше грязного каменщика. За взятку получил должность продавца в пивной! Разве это занятие для дворянина? Ненависть к большевикам умрет вместе со мной, ваше высокоблагородие!
