— Ты, батенька мой, посиди, а я пока закончу! — сказал ему Петр Петрович.
Парень осмотрелся. Ему казалось, что комната стала пустыннее и неуютнее оттого, что не прибрана: на шкафу и на окнах лежала пыль, на полу валялись обрывки бумаги.
— Петр Петрович, вы работайте, а я приберу комнату, — сказал он.
— Это почему же? — недовольным тоном спросил Калачников.
— По трем причинам: первая — я сейчас ничего не делаю, а вы заняты работой; вторая — я раза в три моложе вас; третья — к уюту тянет: все время в землянках да в шалашах!
После таких убедительных доводов Петр Петрович уступил, и паренек энергично принялся за работу.
Прошло часа два. Петр Петрович пристукнул кулаком по столу и сказал:
— Все!
— А товарищ Огнев мало надеялся. Он говорил, что вам придется очень много поработать…
— Много… Я, дорогуша, никогда не был переводчиком. К тому же, вероятно, «Фауста» переводить с немецкого куда легче, чем вот это! — Калачников потряс в воздухе толстой тетрадью. — Здесь каждая строчка из себя выводит. Бывает, одну строку переведешь, а потом два часа как больной ходишь, никак не успокоишься.
— Люди прочтут — еще лучше драться будут.
— О да! — согласился Калачников. — И назовут пусть так: «Дневник людоеда». Два слова, а сказано все.
Связной снял ремень, и на пол из-под рубашки посыпалось множество цветных бумажек.
— Это вам Огнев прислал, — сказал связной, подбирая бумажки. — Немецкие оккупационные марки.
— Это хорошо! — Петр Петрович нагнулся и тоже начал подбирать марки. — С аптекарем я уже говорил, у него глаза, как у вора на ярмарке, забегали. Неравнодушен к деньгам, сукин сын!.. Сколько?
— Тысяч пять, кажется, — пояснил связной, подобрав последнюю марку. — Три тысячи у Коха взяли, а остальные у какого-то немецкого казначея. Попался нам один…
— Отлично, — проговорил Петр Петрович, засовывая деньги под крышку стола: в толстой ножке он успел сделать вместительное углубление.
Связной собрался уходить, запрятав за пазуху оригинал и перевод дневника Адольфа Коха. Прощаясь, словно невзначай, сказал Калачникову:
— Ох и баня была за вас!.
— Кому?
— Мне.
— За что же, дорогуша?
— Убежали вы от меня!.. — связной улыбнулся. — Партизаны требовали под суд меня отдать. Огнев заступился, а для отвода глаз выговор объявил.
— Трудное было положение.
— Сложное!
Петр Петрович рассказал о своих успехах, о завоеванном у Хельмана авторитете.
Связной громко рассмеялся и сказал:
— Значит, не зря я помог вам убежать?
— Не зря.
