— Да ладно, — влез в разговор, подойдя ближе Николаев, — это же работа не хуже остальных!
— Да как сказать, — торопливо возразила Морозова. — На других работах людям, по крайней мере, не надо вставать в два часа ночи. Ну давай, заводи пропеллер… ногу на педаль безопасности… вот так… да… а то вагон сейчас реветь начнёт…
Я выполнял все инструкции наставницы. Поставил левую ногу на педаль, и включил «управление». Ничего сложного как я и подозревал, в этом не заключалось. Трамвай загудел, как и у остальных сидевших тут до меня.
— Отлично, — отрывисто, но мягко продолжала Морозова. — Теперь руку на пульт… да-да… правую руку! А пальцы на кнопку звонка. И приучайтесь держать её постоянно во время движения. Ну, снимай тормозную педаль с защёлки…
Я честно попытался это сделать, но не смог. На счастье рядом стоял Николаев, уже немного освоившийся с данным агрегатом. Он-то и помог мне справиться. Благодаря общим усилиям педаль со скрипом взмыла вверх.
— Ну что, отлично, теперь можем ехать. Ставь реверс в положение вперёд.
Я повернул чёрную ручку, правда, довольно неуверенно.
— Всё, — скомандовала сзади Морозова голосом, в котором появились весёлые оттенки, — трогай! Только посмотри кругом… чтобы, никого не было.
— Ну чего, нет тут никого? — тихо спросил я, оглядываясь по сторонам.
— Да нет, конечно, — также тихо ответил мне Гена, — езжай спокойно.
Он стоял рядом, спустившись на одну ступеньку, и с улыбкой смотрел на дорогу впереди. Ему видимо по-прежнему было интересно. Рукой он упирался в пульт таким образом, что не мешал управлять. Мне было как-то спокойней от его присутствия. А для Морозовой, судя по всему, это не являлось помехой или препятствием. Она не возражала.
— Давай-давай, поехали, — услышали мы слова, — нажимай на педаль.
И я нажал. Вагон медленно сдвинулся, и проехал метра два.
Чувства, наполнившие меня в тот момент, оказались совершенно необыкновенными. Тут присутствовал и страх, и неожиданность, и… отчасти — удовольствие. Удовольствие от осознания: я управляю этой махиной, но меня страхуют! Позже когда я поднабрался сноровки, к данным ощущениям добавился ещё и восторг. Но всё это было позже. Много позже. А пока, (я помню — причём совершенно явственно, как будто оно происходило вчера), у меня закружилась голова. Не сильно. И всего на миг. Через минуту это прошло, уступив место ужасу, наполнившему меня до краёв в силу увиденного: трамвай входил в кривую. Почему я испытал ужас? Да потому что решил, будто уже сошёл с рельс. Когда трамвай поворачивает, рельсы много раньше уходят под корпус, и с непривычки мерещится разная чертовщина. Я же не обращал внимания, что первая тележка расположена несколько дальше по отношению к кабине. Пока-то до неё поворот дотянется! Вот и видится, будто рельсы ушли в сторону, а ты так и прёшь своим сараем по прямой! Впрочем, так почудилось мне, но не Морозовой с Николаевым. Те невозмутимо взирали на дорогу, не меняясь в лице.
