«Теперь я знаю, что он не обручен, — размышляла я, быстрым шагом идя берегом реки Зальцах. — Что могло случиться?» Я испытывала жалость к этому несчастному человеку, но еще больше мне было жалко его детей. Всякий раз, когда я думала о них, лишенных материнской ласки, сердце мое пронзала боль. Но все, что я могла сделать для них, — это молить Господа о том, чтобы он послал им достойную новую мать.
Со вздохом облегчения я рухнула в старинное дубовое кресло в общей комнате для будущих послушниц.
— О, как хорошо дома! — испустила я вздох и глубоко вдохнула этот несравненный запах лекарственных трав, фимиама и глубокой древности.
В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошла фрау Рафаэла, моя наставница.
— Мария, что вы здесь делаете в середине недели?
Это заставило меня вспомнить о цели моего преждевременного появления, и я все ей рассказала.
— Если вы скажете, что я не могу выйти за него замуж, потому что должна вернуться в монастырь, воля Господа будет ясна мне, и ему это тоже должно помочь.
Фрау Рафаэла молча взирала на меня полным материнской любви взглядом. Неожиданно она поднялась и вышла из комнаты. Вернувшись через час, она сообщила, что меня ожидает Преподобная Мать.
Я прошла через открытые галереи, под крытыми аркадами, и поднялась по ступенькам каменной лестницы. Та же старая дубовая дверь, тот же скрип, когда она открывалась, — о, здесь я была окружена старыми добрыми друзьями, к которым скоро должна была вернуться навсегда. С этими мыслями я уже стояла на коленях перед Преподобной Матерью и целовала кольцо на ее пальце. Она взяла меня за руки и долго с нежностью смотрела на меня, не произнося ни слова, до тех пор, пока я не почувствовала себя неуютно. Наконец она заговорила.
— Фрау Рафаэла рассказала мне вашу историю. Когда вы пришли сюда, в свой дом, чтобы узнать волю Господа в этот важный момент своей жизни, я собрала сестер в трапезной. Мы помолились за вас Святому Духу, посовещались, и тогда стало ясно, — она стиснула мои руки, — что Господь велит вам выйти замуж за капитана и стать хорошей матерью его детям.
Минута шла за минутой, и я все стояла на коленях, силясь осознать услышанное. Я знала, что это решение окончательное, спорить невозможно. Да, я хотела услышать волю Господа, но теперь, узнав ее, мой разум отказывался принять ее. Мое счастье разбилось вдребезги, сердце, столь страстно желавшее всецело посвятить себя Богу, как будто остановилось. Я молча смотрела на кольцо на руке настоятельницы и механически повторяла про себя слова, выгравированные на нем вокруг большого аметиста: «Пути Господни неисповедимы». Я чистосердечно спросила:
