— Спасибо Вам за любезность, шкипер. Я знаю, что этого не довольно, но все равно — возьмите это в знак моей благодарности.
Моряк снова откашливается. Видно, что ему немного не по себе, — он не знает, как обращаться к девице. Одно мгновение его лицо — надменно и высокомерно, а другое — умилительно и подобострастно. Наконец, он с достоинством отвечает:
— Милая фроляйн, этот корабль принадлежит Вашей семье и я всего лишь Ваш верный слуга. Я не могу принять от Вас этих денег.
Девушка молча отсчитывает еще три-четыре марки и, снова протягивая кучку монет, повторяет:
— У меня больше нету наличности. И если Ты — мой слуга, я приказываю тебе взять от меня эти деньги.
Лицо капитана тут же вспыхивает, как от пощечины. Он — в ярости. Затем, с трудом сдержав гнев, он вынимает из-за пазухи кипу бумажек и цедит сквозь зубы:
— Вот Ваш аусвайс и русская виза. Обратной, как видите — нет. Этот корабль принадлежит Вашей семье и мне приказано сообщить Вам, что коль у Вас возникнет нужда, Вам откроют энный кредит. Здесь, в России. Надеюсь, Вы меня правильно поняли.
Лицо девушки залито смертельной бледностью, а тонкие губы превратились в две бескровных полоски, на которых будто не тают медленно кружащиеся в апрельском тумане снежинки. У нее такой вид, будто она даже не слышит сказанных слов, обратившись в ледовую статую. Затем она, принимая свой аусвайс из рук надменного немца, вкладывает ему в ладонь горстку марок со словами:
— Спасибо Вам, добрый шкипер. Если б не Вы и Ваша команда, меня бы ждала плаха за своевольство. Спасибо.
Немец чопорно кивает в ответ, а потом небрежно швыряет горстку золотых монет в черную с мороза Неву и сплевывает:
— Judengeld.
Пассажирка долго смотрит на поверхность мутноватой, черноватой воды и по ее лицу невозможно понять, что она испытала. Потом она по обледенелому скользкому трапу сходит на берег и апрельский ледок похрустывает под ее сапогами. Пахнет старыми водорослями и гнилой рыбой, — это не самый лучший из столичных причалов. На суше к ней подбегает гладкий лакей, который кланяется, смешно подпрыгивая и подрыгивая ножкой, и спрашивает:
— Mademoiselle Euler? — с характерно французским прононсом и интонацией, но совершенно безобразно русской «р» на конце.
Гостья неопределенно пожимает плечами и, утрируя выговор, отвечает:
— Вы ошиблись. Баронесса фон Шеллинг — к Вашим услугам.
Русский лакей еще выше подпрыгивает и сильней прогибается перед юной гостьей и, переходя на искаженный немецкий, просит:
