— Флейшман считает, что написано недурно, Дженни.
— Господи! Так я ждала тебя по ночам, чтобы услышать это? Он ничего не сказал о самом исследовании, о твоем стиле, вообще о чем-нибудь?
— Нет, Дженни. Он только сказал «недурно».
— Тогда почему ты так задержался?
Я чуть подмигнул ей.
— Были кое-какие дела с Беллой Ландау.
— Вот как? — сказала она.
Я не понял интонации.
— Ты ревнуешь? — спросил я напрямик.
— Ничуть. Ноги у меня гораздо красивее, — ответила она.
— А ты можешь подготовить дело к слушанию в суде?
— А она может приготовить лазанью?
— Может, — сказал я. — Как раз сегодня вечером она угощала нас в редакции. И, все сказали, что ее лазанья так же хороша, как твои ноги.
Дженни кивнула:
— Конечно.
— Ну, и что ты на это скажешь?
— А Белла Ландау платит за твою квартиру?
— Черт! — воскликнул я. — Ну почему я не могу остановиться, когда счет в мою пользу?
— Потому, подготовишка, — заявила моя любящая жена, — что такого не бывает!
К финишу мы пришли в том же порядке.
Иными словами, Эрвин, Белла и я стали тремя лучшими выпускниками юридической школы. Близился час триумфа. Приглашения на работу. Предложения. Мольбы. Всякая показуха. Куда ни глянь, со всех сторон мне махали флагами, на которых было написано: «Иди работать к нам, Барретт!».
Но меня притягивали лишь флаги цвета долларов. Я не был таким уж меркантильным, однако сразу отмел престижные варианты — вроде должности секретаря судьи или службы в министерстве юстиции — ради хорошего денежного места, которое позволило бы выкинуть из нашего с Дженни словаря гнусное слово «экономия».
Хоть я и был третьим, в борьбе за хорошую юридическую должность у меня имелось одно неоспоримое преимущество. В первой десятке выпускников только я один не был евреем. (А тот, кто скажет, что это неважно — сам еврей.) Существуют десятки фирм, которые готовы жопу целовать белому американцу англо-саксонского происхождения и протестантского вероисповедания, который сумел хоть как-то сдать экзамен на адвоката. А теперь посмотрите на вашего покорного слугу: тут вам и Гарвард, и «Юридическое обозрение», и спортивные регалии, и черт знает что еще. Толпы работодателей сражались за возможность нанять такого человека, да еще с таким именем. Мне все это очень нравилось.
Особенно интригующее предложение поступило от одной лос-анджелесской фирмы. Ее вербовщик, мистер Н. (имя не назову — еще засудит), все твердил:
— Барретт, мой мальчик, в наших краях мы получаем это все время. Днем и ночью. Можно даже сказать, чтобы прямо в офис прислали!
