16 августа, в воскресенье вечером, с подачи Шкипера в Сосновый бор позвонил Вадик Бирнбаум. Он проинформировал Желвака, что Россия официально обратилась за финансовой помощью к странам большой «семёрки», но получила вежливый отказ.
Председатель правительства тут же доложил президенту о безнадёжности всех попыток удержать ситуацию под контролем и предложил публично признать неплатежеспособность Российской Федерации.
Подавленный и растерянный, президент предоставил правительству и Центробанку свободу действий.
А 17 августа, в понедельник днём, в Сосновом бору зазвонили уже все телефоны – разом.
Желвак и Толстый сидели в охотничьем домике.
Оба были трезвые, как пара высохших кленовых листьев после месячной засухи, хоть за окном было пасмурно и накрапывал дождик.
У Желвака были блуждающие растерянные глаза.
Полушёпотом он признался корешу, что никак не может собрать в кучку свои мысли и чувства.
Толстый в задумчивости посасывал холодную трубку.
– Погода – как наша жизнь, – протянул он.
У Желвака было потерянное лицо. Он собрал в домики брови, свернул плечи. В конце концов, он живой человек и тоже может устать.
Он понуро тянул свою тонкую коричневую сигару, как будто не он всё это организовал, не он был за то, чтобы дать власть реальному пацану Кинжалу, у которого не голова, а дом советов.
А на лице Толстого появилось что-то незнакомое, чужое и холодное.
Желвак признался, что ждал такого исхода, желал его и думать не хотел, что может быть по-другому. А когда дефолт грянул, – оказался не готов принять его как данность. Завтра все они проснутся в другой стране.
– За себя я не боюсь, – хрипло тянул пахан, – мой страх давно сгнил на зонах.
Толстый опять вспомнил ведьму Пенелопу. Он знал, что её предсказание сбудется, да только не думал, что это случится так скоро.
– Куда поедешь? – эти слова Желвак тут же расшифровал так: ты проиграл, надо освобождать место.
Палыч ответил – вопросом:
– А ты куда подашься?
– А это, братан, решать тебе! Я там, где ты. Но, думаю, польза дела требует, чтобы я остался здесь.
Тогда Желвак чуть ли по складам еле слышно выдавил:
– А эт-то как реш-шит Кин-жал.
Эх, не удержал пахан прикольного базара, – поймал его Толстый за язык!
– Да ты чё, братан! – словно проснулся вор-домушник, – да кто он такой, чтобы решать, где нам с тобой быть! Он же просто барыга наёмный!
А когда увидел в глазах дружбана чёртики, понял – развели его, прикололи, а он и повёлся.
– Ну, Желвак! Это ж надо! Как малолетку!
