Время тяжелых ботинок | страница 66
Кинжал стоял рядом с огромным экраном и смотрел в лица участников схода.
Любой из них мог сейчас запустить ему в рожу блюдо с нарезкой или тяжёлую хрустальную салатницу с настоящим, приготовленным поваром-французом, салатом оливье. Или – ещё: кое-кто из братков неплохо метал ножи, включая и столовые. К счастью, огнестрельного оружия не было – на подобных мероприятиях это было категорически запрещено.
А президент России продолжал:
– Ни в коем случае из-за ситуации на финансовых рынках не прерву отпуск. Ведь как только я это сделаю, начнутся разговоры о том, что там заваруха, там катастрофа, дело валится.
На экране был руководитель великой державы, который обращался к своему народу.
Рядом с экраном молча стоял один из новоиспечённых криминальных авторитетов. Ему братва верила. Но она могла изменить своё настроение – здесь и прямо сейчас.
Если к этому добавить глубокое похмелье, специфику вопроса, в котором до конца мало кто разбирался, то можно понять, что скрывалось за определением Кинжала – игра.
Он вполне мог проиграть жизнь – задолго до объявленного срока – среды, 30 сентября.
Но он – играл!
Кинжал не знал, что в эту минуту думают эти серьёзные мужики с богатой криминальной биографией, из которых никак не выветрятся спиртовые пары, попавшие в организм с водкой, виски и коньяком. В подобных ситуациях кому-то достаточно лишь крикнуть:
«Бей его!» – и игру можно считать проигранной, а жизнь потерянной.
Только крикнули другое.
«Смотрящий» из Владивостока Витя Китаец громко возразил первому лицу государства:
– Ага! Мы уже одну хохму в чеченскую войну слыхали – про тридцать девять снайперов!
Кинжал осторожно вздохнул. Похоже, он переиграл самого Президента Российской Федерации.
И только сейчас увидел огромные голубые глаза Ликуши. Они говорили: «Если что – умрём вместе». Однако теперь это в планы Леонида Брута не входило. Оказывается, здесь он в доску свой, а среди своих бояться нечего.
Не было видно ни Желвака, ни Толстого, куда-то исчезла охрана. Кинжал понял: его бросили – на возможное растерзание братвы.
Когда запись выступления президента закончилась, Кинжал громко спросил:
– Может, кто-то хочет в Москву?
– Играем дальше! – это был авторитет Федя Штрек из Кемерово. – Сдавай, я хотел сказать – наливай!
Братва громко обсуждала обращение президента, часто употребляя лексические обороты непечатного ряда.
– Эй, халдеи! Водку на стол! А то щас рассержусь! – Кинжал не понял, кто это кричал. Он не сводил глаз с Ликуши и тепло ей улыбался.