И это уже знали планеты Плутон с Сатурном, Меркурием, Венерой и Луной впридачу.
А главное, вчерашнее уведомление под подпись о сокращении его должности в НИИ эконометрики, где он считался перспективным учёным. И сутки не прошли, а звёзды, по словам Пенелопы, уже отреагировали и карты легли соответственно.
Астролог налила ему жидкости с привкусом валерьяны и подождала, когда зелье начнёт действовать.
– Теперь вам придётся успокоиться и выслушать главное.
– Как – ещё не всё?.. – выдавил из себя клиент, заторможенный убойным коктейлем из успокоительных средств. – Я и так социальный выкидыш…
– Вас ждёт тюрьма. За растление малолетних.
Чекашкин допил стакан до дна и бездумно уставился в одну точку.
Их семейный астролог прошлась по огромной комнате с высоченными потолками, задержалась у картины в тяжёлой раме и снова уселась напротив смятого клиента.
– Теперь, Толян, слушай меня внимательно.
Так называла его только вологодская Маргарита.
У него как-то сами собой растянулись щёки, как у приговорённого к смерти, который в последнюю минуту решил улыбнуться расстрельной команде.
– Слушай и запоминай. С этого дня ты должен во всём повиноваться человеку с отчеством Захарович. Только он может тебя вывести на правильную дорогу. Запомнил? Повтори.
– Можно короче – Захарыч, – тряхнула чёрной гривой.
«На целых два звука меньше, – про себя подсчитал статистик. – Сейчас она сядет на метлу и вылетит в форточку».
– О чём ты, Толян, я же не пролезу. Да и какое помело меня выдержит, во мне сто тридцать килограммов?
– Чекашкин, на выход!
Он плёлся по коридору изолятора временного содержания – руки назад – и удивлялся, как после стольких побоев ещё может идти.
Кажется, сломали ребро – болит при вдохе.
Вначале он пробовал отмахиваться, но быстро сообразил, что этим только озлобляет сокамерников.
Пинки приносили физические страдания. Они выбивали из него живую душу, курочили и сметали человеческое достоинство.
Да, два высших образования не пропьёшь. Но их можно легко УШАТАТЬ.
Били его грамотно и, можно сказать, аккуратно.
Через неделю такой жизни математик и статистик уже знал, что вот этого кавказца с железными зубами он загрызёт до смерти – если самого не угробят раньше.
Оказалось, что сразу потрясшие его скученность в камере и вонючая государственная еда – это цветочки. Он здесь – изгой, чухан, самый худший и презренный. Но даже крайняя шконка у параши была счастьем, когда его пускали хоть на час провалиться в черноту, из которой громкий смех, ругань и гром засова железной двери были едва слышны. Спали здесь по очереди. Вместо будильника – пинки в область почек.
