И тут в подтверждение его слов разъяренный мишка выскочил на проезжую дорогу. Медведь, обычно мирный, если его не трогают, на этот раз был разъярен не на шутку: собаки люди и невообразимый шум вывели его из обычного благодушного настроения. Спасаясь от преследования, он выскочил на дорогу в десяти ярдах от повозки.
— Mater Dei.[62] — матушка Изольда подумала, что настал час последней молитвы.
Лошадь шарахнулась в сторону, встала на дыбы, и, порвав постромки, убежала в лес. Повозка опрокинулась, и одно из колес соскочило с оси.
— А вот и испытание Господне! — Сэр Селинджел встал и вытащил короткий меч. — За грехи наши тяжкие!
Огромный черный медведь, явно намеревался разделаться с путниками. Изо рта чудовища свешивался багровый язык. Сэр Селинджел, разразившись целым потоком английских и французских ругательств, не спускал глаз с взбесившегося животного, поднявшегося на задние лапы.
— Святые угодники! — крестилась матушка Изольда.
Широкая пасть зверя была разинута, из нее капала на землю пена и кровь.
Сэр Селинджел, выбрался из повозки, и встал между зверем и монашкой, выставив вперед короткий меч.
В жилах у монахини буквально застыла кровь. На дороге затевался страшный поединок: маленький человек и огромный черный зверь. Глаза мохнатого чудища вспыхнули злобой и ненавистью.
— Иди своей дорогой! — Сэр Селинджел и не думал показывать страх перед зверем. — Мне твоей шкуры не надо!
— Р-Р-р! — Медведь занес тяжелые лапы над головою рыцаря, желая повалить того наземь, а потом разодрать когтями на части.
Исход схватки был весьма сомнителен, но тут на дорогу выбежали лохматые собаки.[63] С яростным лаем, они окружили зверя и рыцаря полукольцом, две черные подкрались к медведю сзади.
Мишка, оценив численной превосходство противника, опустился на четыре лапы и бросился в лес. Собаки понеслись следом. Вскоре мимо них пронеслась кавалькада всадников. Главный пикер[64], даже не взглянул на путников и приказал всем скакать вслед за зверем и собаками. Два десятка всадников ехали на взмыленных лошадях, оставив после себя примятую траву и поломанные кусты.
Матушка Изольда молилась Богу.
— Все кончено! — Улыбнулся сэр Селинджел. — Deus meus, qui docet manus meas ad proelium, et digitos meos ad bellum![65]
Господь сохранил нас, вашими молитвами! Если бы я испортил им охоту, все могло кончиться просто ужасно!
— Тут еще неизвестно, что спасло нас во время этого приключения: мои молитвы или собачки. — Матушка поспешила поправить задравшуюся в суматохе рясу, но рыцарь успел увидеть две стройные ножки. — Да пошлет Господь удачу охотникам! Пожалуй, одного нобля на нужды церкви мало! Пожертвую еще один! — А теперь, моя сладенькая, — рыцарь как пушинку поднял монахиню и понес в кусты, — ты не откажешь доблестному рыцарю в исповеди! Мне надо покаяться в смертных грехах! Вон в тех кустах нам никто не помешает исповедоваться! Охотникам не до нас! Собаки увели медведя в строну!
