— Господь да сохранит вас, сэр Селинджел, — отвечала монашка, — верному рыцарю короля найдется местечко в повозке одинокой монахини!
Путникам попадались на большой дороге всякий люд: нищие и гонцы, коробейники и лудильщики, по большей части веселый народ. Матушка Изольда благословляла всех встречных, а за молодую семью, угостившую монахиню свиным окороком, прочитала целых десять акафистов. Вскоре лес стал гуще. Дорога пролегла среди буковой рощи, по краям узкой колеи рос колючий кустарник.
— Может быть, вы ангел, сошедший на грешную землю? — рыцарь старым ножом отрезал от окорока два увесистых ломтя, один взял себе, а другой протянул монахине. — Рука дающего не оскудеет! Эх, суховато без доброго эля!
— Эль найдется, — матушка вынула из-под соломы заветный кувшин. — Знаешь, сэр Селинджел, в нашем греховном мире существует, и жестокость, и сладострастие, и грех, и скорбь, но попадаются люди, готовые пожертвовать и на нужды церкви и на пропитание слугам Господним!
— Да, на войне я всякого насмотрелся, — Селинджел осушал сразу полкувшина, — были грабежи и насилие, но были и добродетельные люди, что отпевали и своих и врагов по христианскому обычаю, были мужественные рыцари, которые, не боялись соблазнов и остаются верными себе и своим обетам!
— А ты всегда ведешь благочестивый образ жизни? — Матушкина щека разгорелись после выпитого эля.
— Грешен я матушка, ох как грешен! Помолитесь за мою грешную душу, а я пожертвую нобль на нужды вашей обители! Кстати, вы слышите лай собак и охотничьи рога? Похоже. Мы оказались в зоне пафосной охоты!
— Это что такое? — Матушка не была в курсе этого светского развлечения, хотя в те времена, монахам мужчинам разрешалось принимать в ней участие.
— Парфорсная охота, или как говорят лягушатники, «parforce»[60] — это конная охота с гончими собаками на любого зверя! Хорошо, если они травят зайцев! А если кабана или мишку? Преследование продолжается до тех пор, пока загнанный и обессиленный зверь не дойдет до полного изнеможения и будет схвачен собаками или взят охотником! И тут мы на их пути!
— Dominus, et Deus nobis et venatores![61] — Казалось, монахиня, перебирающая четки, могла бы служить образчиком спокойствия и безмятежности.
— Один из местных баронов решил потешить себя охотой, — сэр Селинджел знал, что охота иногда опаснее войны, — и загонщики ничуть не будут заботиться о том, что разъяренный зверь может побежать не туда, куда хочется.
