В дневнике было точно передано, какое злорадство при известии о болезни экзекутора она ощутила, словно одержала маленькую победу над мучителем.
Эвелина часто вспоминала то наслаждение, с которым они предавались любви в лесу, те горячие розги, что он взвешивал рыцарской рукой, приговаривая, что ему будет доставлять удовольствие каждый вскрик! Узнице оставалось только следовать указаниям сердца, и беречь единственную драгоценность, что у нее была: свою любовь.
Глава девятая. Отважный рыцарь и матушка настоятельница
«Во всем, что ты сказать смогла б,
И смертный грех, печаль и стыд.
Известны всем ее дела…
Но что же грешница молчит?»
«Я стала жертвою страстей —
От них душа еще мрачней;
А у меня и друга нет —
Кто б мог внимать тоске моей;
Но выслушай — и дай ответ
На исповедь моих страстей».
Крабб, «Дворец правосудия»
— Deus est cum nobis.[57] — Матушка Изольда, настоятельница Крейцбергской женской обители, ехала в один из замков лорда Оливера Хаксли навестить его жену, а фактически несчастную узницу, леди Эвелину, чтобы хоть немного облегчить участь несчастной женщины. — Господи, прости меня грешную!
Путь одинокой монашки был долог и весьма опасен. В те далекие времена разбойники запросто могли убить и ограбить одинокую женщину, но тут ей повезло: попутчиком оказался сэр Селинджел, королевский лучник, посвященный за подвиг в рыцари самим королем.
— Могу ли я вручить себя вашей чести и благородству? — проговорила она, глядя на спутника глазами хрустальной чистоты. Miles Dei opem![58]
— Dominus est cum te![59] — Рыцарь решил, что никогда еще не видел женщины, черты которой выражали бы такую достоинство и внутреннюю силу. — Дорога короче, когда едут двое!
Это был человек среднего роста, очень массивно и мощно сложенный. Его выдубленное непогодой бородатое лицо загорело настолько, что стало орехового цвета; длинный белый шрам, тянувшийся от левой ноздри к уху, отнюдь не смягчал резкие черты. Прямой меч на боку и помятый стальной шлем показывали, что он явился прямо с полей сражений.
Казалось, монахине лет тридцать. У нее был нежный рот темные, круто изогнутые брови и глубоко сидящие глаза, которые сверкали и искрились переменчивым блеском. Монашеское одеяние скрывало фигуру.
— Скажите, не может ли ничтожный и недостойный рыцарь случайно быть тебе чем-нибудь полезен?
Глаза у попутчика были изумрудные, проницательные, в них порою вспыхивало что-то угрожающее и властное, лицо наискось пересекал шрам, квадратный подбородок выражал твердость и суровость — словом, это было лицо человека, всегда готового смело встретить опасность.
