— Как Конни? — спрашивали они. — Как ребенок?
— Прекрасно. Все просто прекрасно, — отвечала бедная миссис Стэндиш, боясь, что, глядя на нее, они догадаются, что все совсем не так уж прекрасно.
С того дня как родилась Эллисон, Элизабет Стэндиш жила в постоянном страхе. Она боялась, что плохо справляется со своей ролью, что когда-нибудь, раньше или позже, кто-нибудь узнает, что в свидетельстве стоит неверная дата рождения или что какой-нибудь наблюдательный человек поймет, что ее внучка Эллисон на год старше, чем говорит Констанс. Но больше всего она боялась самой себя. В самых страшных ночных кошмарах она слышала голоса жителей Пейтон-Плейс.
— Вон идет Элизабет Стэндиш. У ее дочери проблемы с одним парнем в Нью-Йорке.
— Все зависит от матери: как она воспитает свою дочь, такой та и будет, когда повзрослеет.
— У Констанс маленькая девочка.
— Малышка растет без отца.
— Безотцовщина.
— Эта потаскуха Констанс Стэндиш и ее сиротка дочь.
После смерти Элизабет Стэндиш коттедж на Буковой улице опустел. Констанс была готова вернуться в Пейтон-Плейс, как только Эллисон Маккензи захочет избавиться от нее. Но Эллисон не бросил Констанс с ребенком. По-своему он был хорошим человеком с обостренным чувством ответственности. Он заботился и обеспечивал две семьи до самой смерти и даже после нее. Констанс никогда не знала, да и не хотела знать, в каком положении осталась жена Эллисона. Ей было достаточно того, что он, через адвоката, умеющего держать рот под замком, оставил ей и дочери существенную сумму. Прибавив к этому сбережения, накопленные при жизни Эллисона, Констанс вернулась в Пейтон-Плейс и обосновалась в коттедже Стэндиш. Она не оплакивала своего любовника, по той простой причине, что никогда не любила его.
Вскоре после возвращения в Пейтон-Плейс Констанс открыла на улице Вязов небольшой магазин одежды и полностью посвятила себя работе и собственной дочери. Никто не подвергал сомнению тот факт, что Констанс была вдовой человека по имени Эллисон Маккензи. На камине в гостиной она поставила большую фотографию своего покойного мужа. Все в Пейтон-Плейс симпатизировали Констанс Маккензи.
— Ужасно, — говорил Пейтон-Плейс, — умереть таким молодым.
— Женщине нелегко приходится одной, особенно с ребенком.
— Она много работает, эта Конни Маккензи. Каждый день до шести вечера в своем магазине.
В тридцать три года Констанс была по-прежнему хороша. Ее светлые волосы были гладкими и блестящими, время не оставило никаких следов на прекрасном лице Констанс.
