Тропинка тянулась между скользкими корнями деревьев. Где-то я ступил в лужу, где-то нога утонула в грязи. Я осторожно прокладывал себе путь по кромке дорожки, когда вдруг услышал за собой голос:
— Как я только не догадался?
Я обернулся и увидел, как из-за большого раскидистого дуба на тропинку вышел Вэнтинен. В его руке был крупнокалиберный пистолет. Возможно, тот самый, из которого он стрелял в Громова и из которого были убиты целые семьи.
При скудном свете лицо Вэнтинена выглядело холодным и уродливым. На голову был накинут капюшон плаща. Край капюшона отбрасывал тень на верхнюю часть его лица, кончик носа и щеки. Мне не было видно даже его глаз.
— Как могло случиться, что такой любопытный тип, как ты, все еще жив? — спросил он.
— Тебе нет смысла убивать меня, — не слыша себя самого, проговорил я. — Это никому не принесет пользы.
— Никому? — переспросил Вэнтинен.
Холодный дождь приклеил мои волосы ко лбу, щекотал макушку. Огни ближайшего таунхауса пробивались где-то с левой стороны. Я старался смотреть на Вэнтинена как можно спокойнее, но все еще не мог разглядеть его глаз в темной тени, которую отбрасывал капюшон его плаща. И все же в его вопросе слышался искренний интерес.
— Никому из вас двоих, — уточнил я, — ни тебе, ни Таркиайнену.
Вэнтинен быстро кивнул:
— Конечно, он тоже в этом замешан. Но у нас разница во взглядах. Паси такой идеалист. Он всегда пытался изменить этот мир. С другой стороны, меня уже тошнит от всего этого.
Глядя на ствол пистолета, я не мог отогнать от себя мысль о Громове. Я решился спросить:
— Таркиайнен все еще жив?
На миг губы Вэнтинена растянулись в улыбке.
— Но ведь тебя больше интересует, как себя чувствует твоя жена, или нет?
Он был прав.
— Где Йоханна? — спросил я и понял, что мой голос дрожит. Дождь, ветер и почти минусовая температура заставили меня промерзнуть до костей.
— Не думаю, что должен говорить тебе об этом.
Ствол пистолета поднялся вверх на пару сантиметров.
— Лучше будет, если ты умрешь ничего не зная. Дурачки вроде тебя, со слишком длинным носом, как правило, вызывают у меня омерзение. Вот ты, например. Ведь если бы ты не пришел ко мне в бар, скуля по поводу своей пропавшей старушки…
Мне нужно было как-то выиграть время.
— Таркиайнен, — снова проговорил я, цепляясь за соломинку. — Ведь это он начал все это?
Улыбка Вэнтинена стала еще шире.
— Ладно, — проронил он. В его голосе невольно послышались нотки превосходства. — Давай постоим под дождем и поговорим. Как это все началось? Паси мечтал о том, чтобы сделать этот мир лучше, чем он есть на самом деле. Этот меняющийся климат. Он говорил, что кое-кто из людей должен бы ответить за то, к чему в конце концов привели их дела. И я поддержал его: почему бы нет?
