После войны не нашлось никого из близких. Они были расстреляны. Потом, через много лет, оказалось, что две племянницы умерли от голода.
Вернувшись с войны совершенно одинокой, ей пришлось, совсем молодой, начинать жизнь сначала, то есть с нуля.
Вот так для нее начиналась новая, послевоенная жизнь. С грустной, почти наивной усмешкой она мне сказала: тогда русским красивым девушкам женихов не хватало, а уж некрасивой еврейке, вообще, рассчитывать было не на что. Когда перевалило за 30, была мысль, взять из детского дома сироту, но бюрократические преграды того времени ей перескочить не удалось.
Думаю, что не легко ей было работать.
Увы, но наша страна пропитана антисемитизмом. Но как-то странно пропитана. Еврею всегда напомнят о его национальности. И не просто напомнят, а подчеркнут. Он должен знать свое место. Но его услугами, его работой, его знаниями воспользуются с большим удовольствием. Я знала это по себе. При абсолютно славянских инициалах, моя одна десятая часть еврейства давала о себе знать. Время от времени, в слове, во взгляде, в улыбке, соответствующего содержания, я чувствовала это. За все мои сорок семь лет, пару раз меня ставили на место. Всего пару. Но этого было более чем достаточно. Так что, тоненькая ниточка, никогда не объясняемая, связывала меня с этой смешной и наивной старушкой.
Глядя на нее, такую беспомощную, я думала: ну, почему так не любят евреев? За то, что подарили миру Христа? Потому, что рождение самой идеи христианства была отдана этому маленькому народу? Ведь египтяне старше. И жрецы у них были мудрые. Почему евреи? Пророки, в то время, на Ближнем Востоке считались естественным явлением. Почему евреи? Почему Иисус был выбран среди прочих?
Интересно, причина не любви к евреям: в Христе или в его распятии? А может, в их успехах? Мне кажется, они, начиная жизненный путь, знают простую истину: никогда не помешает присматриваться к успехам врага.
Нет, евреи не враги, они другие, они чужие.
Думаю, причина совсем не в этом.
В жизни подниматься значительно тяжелее, чем опускаться. К сожалению, для многих людей жизнь — это время постепенного падения. Нищему и голодному нужно кого-то ненавидеть, кого-то обвинять. Другого — значительно проще, чем себя. И еще, чем искать выход из положения. Ведь пить и гулять легче, чем тяжело работать и думать о будущем.
После долгого молчания, во Фриде Марковне вдруг восстал пожизненный атеизм, и она выпалила: «А вы сказали батюшке, что религиозные убеждения — прекрасный повод делать людям гадости».
