— Был у нас парень один, очень здорово стихи сочинял. И вот, недавно получаю письмо, и написано оно, представляете, этим самым моим прежним бойцом. Напоминает он, что зовут его Алексей Сурков и что это он печатает стихи в центральных газетах. Может, слыхали?
Лукач не только слыхал, но и знаком был с Сурковым по РАППу. Фрица это окончательно покорило. Прощаясь, он даже на «ты» перешел:
— Спасибо тебе, дорогой. А то и лег бы и встал натощак. Еще раз с праздником тебя и будь здоров. А насчет бригады твоей, так чем смогу...
Утром Лукач поехал в бывшую казарму гуардиа сивиль. Там еще спали, но у ворот стоял часовой и без пропуска не впустил, а вызвал начальника караула, и уже тот повел Лукача к командиру батальона, недавнему создателю и руководителю центурии Тельмана — comandante Шиндлеру. Вежливый голубоглазый человек лет пятидесяти, с тихим голосом и сдержанным поведением, он пленил Лукача, но после десятиминутной беседы генерал почувствовал, что тот предельно утомлен.
Шиндлер коротко доложил, что в казарме — вместе с отозванными с Арагона — провели ночь триста шестьдесят семь человек немцев и австрийцев, есть и несколько эльзасцев, считающих себя немцами. Всего на неполные две роты. Чтобы получился батальон, надо бы еще, как минимум, триста волонтеров.
От тельмановцев Лукач завернул к себе, где разбудил Сегала и делившего с ним номер польского кадровика, даже спавшего в очках, возможно чтобы лучше видеть сны. Первого генерал усадил за перевод на французский исписанной четким почерком Фрица тетрадки, на обложке которой стояло: «Взвод в обороне», а второго, чтобы не терять времени, за то же, но уже с сегаловского перевода на польский, а затем поехал посмотреть на вчерашних поляков.
Их разместили не очень удобно — по пустующим домам. Однако ни в одном из них никого не оказалось, за исключением пожилого дневального, крепко спавшего у входа на железной койке с матрасом. Лукач растормошил его, и тот на отчаянном немецком объяснил, что все отправились в кино поблизости — выбирать себе командира и комиссара. Лукач, услышав это, поднял брови и решил, что необходимо срочно переговорить с Галло об анархистских тенденциях в еще не организованных группах. Желая узнать, как сам дневальный относится к подобному образу действий, Лукач для начала спросил, поляк ли он.
— Не,— ответил тот внезапно вроде не по-польски.
— А кто же? — перешел Лукач на русский.
— Из Альзаса мы,— последовал уклончивый ответ.
