Я пошёл ей навстречу. Юля что-то шепнула подруге, и та исчезла в толпе.
Мы пошли за село.
И вот… В лунном свете лежит на камнях роскошная Юля с огромными чёрными очами и от нетерпения рвёт белыми, красивыми зубами лакированный ремешок моей фуражки…
Вся душа моя рвётся к ней, а я, точно каменный, стою над нею, смотрю на её наручные часики и говорю:
— Поздно. Мне пора домой.
А она не поднимается и властно ждёт.
Меня возмущало то, что её глаза имели надо мной какую-то почти необоримую власть.
Потом она писала мне в школу, что я — её мечта и она хочет с этой мечтой «реально столкнуться».
Но до «столкновения» не дошло, потому что я не любил её.
Юля поднялась с камней, отдала мне фуражку и пошла провожать меня за Лисиче, в противоположную сторону, к Третьей Роте…
Когда мы вышли за село, она смотрела мне в глаза грустно-грустно…
И этот взгляд был такой властный, что душа моя едва не рассталась с телом, чтобы навеки слиться с её душой… Но я стоял как вкопанный.
Тогда Юля подошла ко мне близко-близко и спросила:
— Значит, надежды нет?
И с моих равнодушных губ холодно слетело:
— Нет.
Юля чёрной тенью повернулась с опущенными плечами и руками и, сгорбившаяся, полная скорби, ушла в ночь. Моё сердце рванулось за ней, но я был словно каменный.
Маленьким я очень любил читать разные «декламаторы», литературные хрестоматии и рецензии на стихи в приложениях к «Ниве». Конечно, любил и переписывать в тетрадку, а то и просто заучивать наизусть стихотворения, которые мне понравились.
Я очень хотел стать поэтом, считая, что поэты — это необыкновенные люди: к ним, в благоухающие комнаты, приходят влюблённые и робкие женщины, непременно с жертвенной и тихой любовью, и, конечно, у этих женщин синие небесные очи и золотые волосы… Особенно меня восхищало стихотворение Дмитрия Цензора «Любил я женщину с лазурными глазами…».
Есть такие поэты, которые за всю жизнь смогли написать лишь одно-два замечательных стихотворения. Таков и Дмитрий Цензор.
Не могу не привести это стихотворение:
Любил я женщину с лазурными глазами,
не знал я женщины безмолвней и грустней.
Загадка нежности меня пленяла в ней
и грусть покорных глаз с их тихими слезами…
Покорно, как дитя, пошла она за мной,
на нежность и любовь ответа не просила…
И в этом чудилась непонятая сила,
томившая своей безмолвной тишиной…
Однажды вечером, под шелест листопада,
она безропотно ответила: «Прощай…»
И думал я: «Судьба как будто невзначай
сроднила нас… Прости. Так суждено. Так надо».
