Нинкас Евангелием под мышкою жадно, словно три дня голодала, елау ступенек старого троллейбуса, превращенного в кооперативную забегаловку, пирожки, запивая пепси из горлышка, и видно по ней было, что, подобно альпинистке, спустившейся с высокой горы, дышит онане надышится воздухом: может, и вонючим, нечистым, но, во всяком случае, не разреженным, нормальной, привычной плотности.
Шофер стал наподножку полузаполненного ПАЗика:
-- Ну?! Кто еще до Москвы? Пятеркас носа! Есть желающие?
Какие-то желающие оказались, и Нинкатоже встрепенулась, двинулась было к автобусу, но затормозиланаполпутию
юСторож запирал парадные двери собора. Агафангел разоблачился уже, но все не решался выйти из церкви, мялся в дверях. Старушку даже убирающую подозвал, собрался пустить наразведку, но устыдился, перекрестил, отправил с Богом.
И точно: в лиловом настое вечера, почти слившаяся темным своим платьем с черным древесным стволом, поджидалаНинка.
-- Здравствуйте, -- сказалапересохшими вдруг связками.
-- Здравствуйте, -- остановился наполноге монах.
-- А вы что, и впрямь -- Агафангел? Непривычно очень. Вы и в паспорте так?
-- Н-нетю в паспорте -- по-другому. Сергей.
-- А я -- Нина, -- и Нинкаподалаладошку лодочкой. -- Познакомились, значит.
Монах коротко пожал ладошку и отдернул руку. Мимо прошли двое долгополых, недлинно, но цепко посмотрели напарочку.
-- У вас, наверное, неприятности будут, что я прям' сюдазаявилась?
-- Не будут. А что вы, Нина, собственно, хотели? -- изо всех сил охлаждал, бюрократизировал монах свой тон.
-- Прощения попроситью -- прошепталаНинкажарко. -- И вот, вы забылию -вынулаиз кошелькаперстень.
Монах отклонил ее руку:
-- Оставьте. Мне его все равно носить больше нельзя.
-- Нельзя?
-- Это аметист, -- покраснел вдруг монах. -- Символ девственности. Целомудрия.
-- А!.. -- прошептала-пропелаНинка. -- Так вы и вправду -- ни с кем никогда?
Монах сквозь землю готов был провалиться от неловкости.
-- Так у нас же с вами все равно ничего не было, -сновапротянулаНинкаперстень.
-- Нет, -- покачал головою Агафангел. -- Не не было.
Еще кто-то прошел в черном, оглянулся наних.
-- Все-таки я ужасная дура, -- сказалаНинка. -- Вы здесь так все навиду!
-- Неужели вы думаете, Нина, что мне важно хоть чье-нибудь о себе мнение, кроме собственного? И потом -- тут у нас не тюрьма. Я мог бы выйти отсюда, когдазахотелю
-- Поняла, -- ответилаНинка. -- Я не буду к вам приставать больше. Никогда, -- и быстро, склонив голову, пошлак воротам.
