-- Нина! -- окликнул, догнал ее монах. -- Господи, Нина!
Неизвестно откуда, тьмою рожденный, возник старик, тогда, ночью, молившийся в келье:
-- Считай себя хуже демонов, отец Агафангел, ибо демоны нас побеждаютю -сказал и растворился, как возник.
-- Старец, -- шепнул Сергей после паузы. -- Мой духовник. Я должен ему исповедоваться.
-- Ты что?! -- ужаснулась Нинкасовершенно изменившимся вдруг, заговорщицким, девчоночьим тоном. -- Ты все ему рассказалю про нас?
-- Как я ему расскажу такое?! Никому, никому не могу! -- в лад, по-мальчишечьи, ответил Сергей.
-- А мне? -- спросилаНинкаи посмотрелаясными невинными глазами. -- А я, знаешь, я бабульке все-все рассказываю. У меня родители погибли -- мне шести не было. Нефть качали в Африкею
Зазвонили колокола.
-- К молитве, -- пояснил Сергей.
-- Иди, -- отозвалась Нинка.
-- Нет! Я буду тебе исповедоваться, -- и, схватив заруку, монах повлек, потащил ее по тропке к собору, к задней дверце.
-- Не надо! -- пыталась вырваться Нинка. -- Не надо туда! Вообще -- не надо!
-- Почему не надо? -- задыхался Сергей и отпирал замок извлеченным из-под рясы ключом. -- Почему не надо?! Мы ж -- исповедоваться!.. -- и почти силою втолкнул Нинку внутрь, заложил дверь засовом.
Нинкапритихла, шепнулав ужасе:
-- А если войдет кто?
-- До утра -- вряд ли. А и войдет -- что с того?..
Гулкие их шаги звенели, усиливаемые, размножаемые куполами-резонаторами. Уличный свет пробивался едва-едва, изломанными полосами. Сергей зажигал свечу.
-- Ой, что это?! -- Нинканаткнулась надерево и понялавдруг сама: -Покойница.
-- Ну и ладно, -- отвел ее от гробаСергей. -- Что ж, что покойница? Ты что, мертвых боишься? -- и усадил наковер, наступени какие-то, сам опустился рядом.
Потянулась тишина, оттеняемая колоколами. Сергей гладил нинкину руку.
-- Ну, -- вымолвилаНинканаконец.
-- Что? -- не сразу отозвался Сергей.
-- Ты ж хотел исповедоваться.
Сергей сдавленно хмыкнул -- Нинке почудилась, что зарыдал, но нет: засмеялся.
-- Что с тобою, Сережа? Что с тобой?!
-- Как я могу тебе исповедоваться, -- буквально захлебывался монах от хохота, -- когдаты и есть мой грех! Ты! Ты!! Ты!!!
-- Нет! -- закричалаНинка. -- Я не грех! Я просто влюбилась! Не трогай меня! Не трогай!
-- Ну почему, почему? -- бормотал Сергей, опрокидывая Нинку, роясь в ее одеждах.
-- Здесь церковь! Ты себе не простишь!
-- Я себе уже столько простилю
Бедабылав том, что, хоть онаточно знала, что нельзя, Нинке тоже хотелось -- поэтому искреннее ее сопротивление оказалось все-таки недостаточным. Все закончилось быстро, в одно мгновение, но и Нинке, и монаху его оказалось довольно, чтобы, как лампочным нитям, накоторые синхронно подали перенапряжение, раскалиться, расплавиться и испариться, сгоретью
