Позади раздался мальчишеский выкрик:
— Легавые!
Два полицая бежали с площади к забору. Толпа не дрогнула.
— Р-ра-зой-ди-ись! — крикнул полицай, в котором Костя узнал Ахмета, бывшего байдарского спекулянта, торговавшего на базаре.
Растолкав людей, Ахмет протиснулся к забору и хотел сорвать газету. Лист, плотно прилипший к пористому камню, не отставал. Второй полицай пронзительно свистел, призывая на помощь патруль. Ребята улюлюкали, смеялись. Ахмет снова попытался сорвать листок, но безуспешно.
— Ты ножом, ножом, — подсказал второй полицай.
Когда Ахмет принялся перочинным ножом соскребать со стены газетный листок, из толпы крикнули:
— Правды ножом не выскоблить!
Ахмет как ужаленный повернулся к толпе, и маленькие глазки его злобно сверкнули.
— Это ты сказаль? Ты? — Он угрожающе тыкал пальцем то в одного, то в другого. — В подвал захотель?
Донесся топот сапог: с площади приближался солдатский патруль. Толпа стала быстро редеть. Костя свернул в боковую улочку, круто взбиравшуюся вверх. Взбежав по лестнице в гору, он остановился перевести дух.
С горы открывались дали. С одной стороны ярко-лазоревая полоса моря с длинными, причудливо изогнутыми рукавами бухт, окаймленных желтыми берегами с белыми пятнами старых крепостных фортов; с другой — на горизонте — в матовой дымке волнистые очертания Мекензиевых гор и темная грива яйлы с синевато-лиловой трапецией Палат-горы. А вокруг, на холмах, лежал в развалинах мертвый город. Из четырех с лишним тысяч в центре города уцелело лишь восемь домов.
Нагорные улицы пустынны. Только по Суворовской от собора лениво брели два жандарма. Время от времени они останавливались, срывали со стен газеты, наклеенные здесь ночью Петькой и Саней, и вывешивали какие-то бумажки. Выждав, когда жандармы прошли мимо и свернули за угол, Костя подбежал к забору. Перед ним был приказ военного коменданта города, отпечатанный под копирку:
«…В город проникли партизанские бандиты, которые на улицах расклеили свою печатную газету, — читал он. — Тот, кто укроет их, будет расстрелян на месте. Тому, кто выдаст лазутчиков, распространивших газету, будет выдана награда: 30 тысяч марок и, кроме денег, особый специальный паек на все время оккупации города».
Костя, оглянувшись по сторонам, сорвал не просохший еще листок и спрятал в карман.
Весело насвистывая, он брел к спуску на улицу Ленина. Но, подойдя к нему, остановился. С той стороны, где виднелось мрачное здание ортскомендатуры, доносились истошные свистки полицейских. Трое ребят, сидевших верхом на парапете лестницы, с любопытством глазели вниз.
