Будни севастопольского подполья | страница 29
— Ты что, как бычок, рот разинул? — ухмыльнулся Федька. — Грузила не видал, что ли?
— Грузило что надо, — как можно спокойней и равнодушней ответил Костя. — Мне бы таких…
— А сколько тебе надо? — деловито спросил Федька, забрасывая лесу.
«Значит, шрифт у Федьки есть», — понял Костя. И намеренно небрежно бросил:
— Сколько надо — у тебя не найдется. Такое явное пренебрежение задело Федьку.
— А ты почем знаешь? Может, и найдется! — воскликнул он. — Ты скажи, сколько надо?
— Много. Килограммов сто, — бухнул Костя.
Он ждал, что Федька спросит, зачем ему столько, но тот, придерживаясь неписаной этики, не проявил неуместного любопытства, а только спросил:
— Мелочь тебе сгодится?
У Кости от радости перехватило дыхание. «Значит, у Федьки всякий шрифт есть!» — подумал он и опять небрежным тоном ответил:
— Я всякий металл возьму. Мелочь, она даже лучше: можно переплавить и любого веса грузила отлить. — И доверительным тоном добавил: — Мне рыбакам на сети нужно, не себе. Один все пристает: достань да достань…
Федька молчал, что-то подсчитывая и соображая.
— Сто не сто, а с мелочью килограммов пятьдесят наскребется, — наконец объявил он.
— А что ты за это хочешь?
— Сойдемся, свои люди, — успокоил Федька. — Ну, дашь кило три муки, банки три консервов, пол-литра. По рукам, что ли?
Мука, вино, консервы — роскошь, доступная лишь фашистским офицерам и солдатам. Но Костя, не задумываясь, согласился:
— По рукам! Когда к тебе зайти-то?
— Я днем работаю. А в пять наступает комендантский час.
— Тогда жди в воскресенье, в восемь утра.
Чтобы охладить свой восторг от такой невиданной удачи, Костя сбросил с себя одежду, отбежал на другой край помоста и прыгнул в воду. Но, сделав несколько саженок, взобрался на помост, оделся и поспешил на Лабораторную к Ревякину.
III
Весь шрифт — заголовочный и текстовой — двумя кучками лежал на плащ-палатке, расстеленной на столе, отливая холодным свинцовым блеском. Александр, Жора и худой, остролицый Кузьма жадно смотрели на лежавшее перед ними богатство.
О полиграфии у всех троих было весьма смутное представление. Правда, Александру и Жоре случалось бывать в типографиях, видеть наборщиков, стоящих у касс, суетящихся у реалов метранпажей, наблюдать за работой печатных машин. Этим и ограничивались все их познания. Кузьме в типографии не доводилось бывать. И вот теперь им предстояло разобрать шрифт, набирать текст, верстать, печатать. А у них никакого опыта, ничего, кроме страстного желания выпускать газету.