Кристен была готова к этому моменту истины. Она подтянула ноги и уперлась пятками в постель. Она не хотела допустить, чтобы он остановился. В тот миг, когда она почувствовала, что он удивлен и собирается опереться на локти, чтобы посмотреть ей в лицо, она положила руки на его бедра и резко притянула к себе, одновременно устремившись ему навстречу. Прежде чем он все-таки подтянулся на локтях, она обвила его своим телом, и их слияние стало полным. Он даже не мог увидеть ее страдальчески прищуренных глаз и болезненной гримасы на лице. Она не кричала, а только тихо стонала.
Вскоре лицо ее разгладилось, и она открыла глаза, чтобы посмотреть на него. Он не мог скрыть того, что переполняло его, и она прочитала в его глазах ярость.
— Ты хочешь сразу получить остальное?
— Только если ты этого хочешь.
Он застонал, услышав этот ответ, потом засмеялся, упал на нее, и любил ее с такой силой, будто от этого зависело, жить им или умереть. Это был не тот момент, чтобы допытываться, почему она совершила то, что совершила. Страсть, бушевавшая в их крови, исключала все остальное.
Прохладный ветерок ворвался в открытое окно, первый бриз за последние сутки. Свечи на столе затрепетали и разом потухли.
Ройс встал, чтобы принести свечи из коридора и зажечь их от свечи у кровати, и Кристен сразу озябла, едва его теплое тело перестало ее касаться, а ветерок еще больше остудил ее влажную кожу. Она бы с удовольствием сейчас заснула, но он и не собирался этого делать.
Кристен перевернулась на бок, чтобы видеть, как он идет к двери, а слабый свет луны, проникавший через окно, освещает ему путь. О чем он думает, что он чувствует?
До недавнего времени она не могла этого знать. Но сейчас у нее, по крайней мере, появилась причина сомневаться в том, что он все еще злится, — ведь после того, как они любили друг друга второй раз, он уже не выпускал ее из объятий.
Этот второй раз случился почти сразу после первого, так что Кристен едва успела вернуться на землю после удивительных новых ощущений, чтобы сразу попасть в полон его страсти. Она улыбнулась и, кажется, поняла, почему ее родители так много времени проводили в спальне. Бренна пыталась ей объяснить, но не умела найти подходящих слов, чтобы описать это блаженство.
Ройс вернулся со свечой, которую он прикрывал рукой. Он даже не накинул на себя ничего, выходя из комнаты. Его нагота совсем не смущала его, так же как ее не мешала ей. Ей больше мешала его нагота, вернее, она боялась возбудиться снова, хотя все ее желания были как будто удовлетворены.
