Его тело — это скульптура из кожи и сильных мышц. Он не столь изыскано строен, как его кузен, но высок и силен, и Кристен знала, что никогда не сможет досыта насмотреться на него.
Свечи снова горели, и Ройс сел на край кровати. Кристен протянула руку, погладила его спину и бедра, но тут же ее отняла, как только он посмотрел на нее.
— Почему ты перестала?
— Я не знаю, нравится ли тебе, когда я прикасаюсь, — призналась она. — В моей семье принято целоваться и обниматься, подтверждать свою любовь прикосновениями. Но если ты не привык к этому, ты сочтешь меня дерзкой.
— Я и без того считаю тебя дерзкой, девка, — с легкостью сказал он, лег рядом, опираясь на руку и рассматривая ее. — Господи, я еще не встречал никого, кто проявлял бы свою любовь так явно, не стыдясь. С тобой мне доже хочется, чтобы я действительно мог ответить на твою любовь, дать тебе то, что ты даешь мне.
Кристен закрыла глаза, надеясь, что он не заметил разочарования, которое охватило ее после этих слов. Он мог бы и не говорить, что он не может любить ее. Мог бы держать это при себе и позволить ей надеяться.
Она открыла глаза и взглянула на него. Ее гордость была задета.
— Почему ты говоришь о любви? — нарочито холодно спросила она.
Она увидела, как он вздрогнул и хмуро посмотрел на нее. Это хорошо. Значит, она рассчитала правильно, его гордость тоже задета, и он не смог этого скрыть.
— Я должен уточнить, — сказал он сдавленным голосом. — Ты ведь не сказала, что любишь меня, или сказала?
— Нет, не сказала. Мне нравится твое тело, но это единственное, что нас объединяет.
— Так, — с издевкой произнес он. — Хорошую шлюху ты выдаешь за девственницу.
Кристен задохнулась от возмущения. Она была сыта по горло его пренебрежением, у нее не было больше сил сносить эти обиды, да и причина уже исчезла.
— Если ты еще раз назовешь меня шлюхой, я выцарапаю тебе глаза, сакс! — почти крикнула она гневно.
Ее гнев развеселил Ройса.
— Несколько поздновато оспаривать то, в чем ты призналась давно.
— Я ни разу не говорила, что я шлюха. Это ты сказал.
— А ты не спорила.
— Ты сам знаешь, почему.
— Нет, не знаю, — ответил он. — Но с нетерпением жду объяснений.
— Тогда вспомни, что ты говорил мне в этой самой комнате. Ты сказал, что, будь я девственницей, ты бы меня изнасиловал. Я хотела получить тебя, но не так.
Он смотрел на нее, улыбаясь, а затем расхохотался от всего сердца.
— О Господи, все, что я говорил в гневе, ты приняла за чистую монету?
