28
Если вы думаете, что в понедельник я не пошел на работу, вы глубоко ошибаетесь.
Меня потащила за воротник идиотская надежда, что свершится какое-то чудо и что Ниночка воскреснет, придет.
Но она не воскресла и не пришла.
Ее место за компьютером пустовало.
На кафедре ломали голову, почему это нет лаборантки.
Как водится, она сразу всем оказалась нужна: кому-то обещала напечатать список группы, лист посещений, очередную контрольную… да мало ли что.
— Такая аккуратная всегда, — стенали мои коллеги. — Наверное, приболела. Анатолий Борисович, вы случайно не знаете? Что-то вы и сами вроде как будто больной.
А в большой перерыв меня взяли.
То есть, сперва позвонили в деканат и с милицейской прямотой, без всяких там презумпций врубили:
— Работает у вас такой Огибахин? Он вашу лаборантку убил. Задержите его любым способом. Сейчас приедем.
Новость разлетелась по факультету молниеносно.
Секретарь деканата Галина Ивановна самолично бегала по этажам, стучалась в аудитории и объявляла:
— Огибахин Нинку убил! Сейчас за ним приедут!
Я это слышал, стоя у доски с мелом в руках.
Галина Ивановна миновала лишь мою аудиторию: во-первых, чтоб не спугнуть, а во-вторых — чего ему объявлять, убийце черному, он и сам всё знает.
Я шел с урока, и все шарахались от меня, вжимались в стенки, глазели издалека:
— Смотрите, бледный как смерть.
— Да от него давно смертью веет.
— А мне еще в пятницу показалось: здесь что-то не так.
В преподавательской я сидел один, все остальные толпились в коридоре, совещались, что делать, если я вырвусь на свободу. И удивлялись, что не пытаюсь сбежать.
Потом кто-то прокричал:
— Приехали! Наконец-то.
И меня повели сквозь толпу студентов и коллег.
Глава четвертая. Камергер
29
Следователь долго смотрел на меня с брезгливой миной, как на мерзкое насекомое, а потом сказал:
— Ну, выродок, истребил девчонку? Помоги следствию, расскажи хоть, куда тело девал.
Что я мог ему на это ответить?
Только теперь до меня дошло: меня обвиняют в сексуальном маньячестве и считают это почти доказанным.
Положение мое было ужасно.
Я не имел права даже на классическую фразу: буду отвечать на вопросы только в присутствии своего адвоката.
Что я мог поведать своему адвокату?
Рассказать ему всю правду означало очутиться в психушке: кто бы мне поверил?
Доказать, что я действительно не лгу, — значит, провести остаток дней под колпаком в каком-нибудь закрытом НИИ министерства внутренних дел.
Так и так на мне висела мокруха, в лучшем случае убийство по неосторожности.
