Кортес, оба переводчика и четверо кастиланских вождей в почетных накидках из перьев колибри и кецаля напряженно сидели над чашечками с давно остывшим какао и оставлять верховного правителя один на один с Высшим советом страны отнюдь не собирались.
— Завершились ли твои переговоры с высокочтимыми гостями? — сразу же после приветствия перешел к делу Верховный судья.
— Нет, — коротко ответил Мотекусома. — Не завершились.
— А достиг ли Великий Тлатоани хоть каких-нибудь результатов? — осторожно поинтересовался правитель Тлакопана. — Все-таки шесть дней прошло…
— Нет, не достиг.
Члены Тлатокана переглянулись. Все было очень, очень странно, однако ничего более при чужаках говорить не следовало.
— А когда ты собираешься пригласить Тлатокан на совещание?
— Мне это неизвестно.
Вожди обомлели. Таким они своего правителя еще не знали.
— И что же нам теперь делать? — совсем уже растерянно спросил Какама-цин.
— У каждого из вас есть свои обязанности, — сухо напомнил Мотекусома, — как перед Союзом, так и перед своим родом. Их и выполняйте. Идите. Я должен говорить с моими гостями.
Потрясенные вожди медленно, не поворачиваясь к Тлатоани спиной, отошли к выходу и, затрещав тростниковой занавесью, вышли. Но обсудить увиденное они отважились лишь, когда вышли на кипящую народом залитую солнцем улицу.
— Я думаю, Сиу-Коатль не ошиблась, — первым подал голос Какама-цин. — Но нам никто не поверит.
— И слава Уицилопочтли, что никто не поверит, — мертвым, пустым голосом проронил Верховный судья.
Вожди замерли.
— Почему?
Верховный судья болезненно сморщился.
— Если люди узнают, что Мотекусома, а значит, и его жены — доверенные ему дочери вождей всех племен оказались в руках у чужаков, Союз рухнет — еще солнце не успеет сесть.
* * *
Тлатокан обсуждал свалившуюся на них и почти непосильную проблему горячо и пристрастно. Каждый стоял на своем, однако в одном они сошлись мгновенно — никаких известий о постигшем их позоре вождям других народов. Иначе их собственный народ мог в считанные дни потерять все то влияние, что с таким трудом копилось на протяжении последних трехсот лет.
Поэтому совершенно отпадала идея освобождения Мотекусомы силой извне. Имевший безусловный авторитет среди воинов Иц-Кау-цин пропал без вести. А если штурмовать дворец прикажет солдатам кто-то из них, членов Тлатокана, его просто арестуют! Понятно, что удержать происшедшее в тайне тогда стало бы невозможным, и Союз опять-таки ждал позор и неизбежный распад.
