Три столицы | страница 22
Мы стояли все трое около саней. Но почтенный Васька, проявлявший все время все признаки удивительного благоразумия (например, он ни разу не чихнул, не храпнул, там, в лесу, когда было опасно), и сейчас был совершенно спокоен. Или он бесчувственный, или волков нет. И потом…
Никогда я волков на свободе не видел. То, что Россия страна волков, — это под развесистой клюквой рассказывают старые француженки своим внукам. Однако во всех романах написано непреложно, что у волков ночью «горят глаза». Почему же эти не горят? И притом эти черные пятнышки, хотя, когда на них смотришь пристально, действительно куда-то бегут, но почему-то общее их положение все то же самое. Что такое?
Наконец мне это надоело. Я пошел на одну из этих точек.
— Не подпускайте близко! — крикнул мне вслед Мишка.
В конце концов, это было смешно: ну что мне может сделать волк, если у меня в руках «игрушка»? Броситься в горло? Ну, пулю ему в живот, и конец! Да и в каких это романах написано, чтобы волки в малых стайках нападали? Для этого требуется не меньше «полсотни», как известно…
Бояться волков, не побоявшись большевиков, — это можно только в силу какого-то наследственного инстинкта. В Мишке, который «ближе к природе», он, очевидно, еще сидит…
Тем не менее я подходил с опаской, переставив на «feu».
Удивительно. Почему он не убегает?
Меж тем…
Меж тем вот — голова, уши… Только одно непонятно: видно именно только голову, уши, шею… Что это он, притаился за сугробом? Зарылся в снег? Ужасно странно для волка… Но вдруг я вспомнил Джека Лондона.
Умирающий, больной волк! — вот что это такое.
Это так, но все же удивительны его размеры. Такая голова и уши могут быть у зверя ростом с гиппопотама.
Что же это?
Позор!.. Волк оказался невинной елочкой, «обернувшейся» в зверя. Я даже побил ее сапогом со злости.
Но это рассмешило. Поехали дальше «по столбам» веселее и, наконец, где-то как-то напали на какой-то след. Тут остановились отдохнуть, закусить. Мы сделали приблизительно полдороги, этак верст тридцать пять. У них была колбаса, но не было хлеба. У меня была заграничная булка, но не было русской колбасы. Соединились, и получился ужин, в международном масштабе, нечто евразийское. Хлебнули водки. Я не пил, Иван Иваныч — немножко, Мишка — немножко множко. Стояли около лесочка, закрывшись от струйки ветра, но так, чтобы дорога была видна и спереди и с тылу.
Немножко подремали в санях. Было тихо, мирно, беловато-темно.