ГРАФ. Однако есть и такие дети, чье зачатие не назовешь иначе как случайным. Не был ли и ты одним из них?
ПФИТЦ. Все в этом мире случается случайно. Обстоятельства, при которых я был зачат, не являются исключением из этого правила.
ГРАФ. Мне хотелось бы о них послушать.
— Постойте, постойте. Прежде чем вы продолжите, могу я хотя бы ответить на то, что вы сказали мне минуту назад? Ваше заявление, что я люблю только те книги, которые напоминают мне о чем-нибудь, что я уже знаю, кажется мне, мягко говоря, бесцеремонным. В действительности я люблю книги, которые чему-нибудь меня учат, а чему, скажите на милость, научила меня эта?
Дорогая Читательница, потрудитесь, пожалуйста, не перебивать меня, иначе мы никогда не доберемся до конца.
— Не называйте меня «дорогая». И я не сдвинусь отсюда ни на шаг, пока вы не дадите мне высказаться. Из-за вашей непрерывной болтовни мы уже пропустили одну из Пфитцевых историй. Почему вы не даете ему рассказать ее снова?
Но Пфитц рассказывает сейчас свою вторую историю. Не хотите же вы, чтобы он рассказывал две истории одновременно? Я могу передать вам вкратце…
— Нет! Я хочу услышать ее от самого Пфитца, или уж совсем не надо.
Вот вам и первая задержка в путешествии Пфитца и его хозяина: наша Читательница остановилась на обочине дороги и громко выражает свое неудовольствие. Я слышу, как она что-то там говорит о языке, описаниях и общем тоне повествования, о том, что в книгах должны быть жизненные реалии, и чувства, и персонажи, претерпевающие поступательное развитие в результате происходящих с ними событий. А теперь к ней обращается кто-то другой; насколько я понимаю, он говорит, что книга, ограничивающаяся описанием мира в точном соответствии с некими устоявшимися представлениями о нем, ничем не лучше грошового балагана. Он говорит, что цель книги состоит отнюдь не в том, чтобы просто перенестись из одного места в другое, из начала в конец, все время показывая картинки и умоляя аудиторию поверить в их реальность. Но ей все это совсем не нравится, она надувает губки и топает ножкой. Ну а как же нам продолжать без читателя? Не могли бы вы пройти с нами еще немножко?
— Только если Автор сумеет убедить меня, что его работа имеет хоть какое-нибудь отношение к реальному миру.
Автор говорит, что дабы его повествование хоть сколько-нибудь напоминало реальный мир, оно должно быть бесформенным и алогичным, должно беспорядочно перескакивать от одного момента к другому. Затем мало-помалу в нем выделятся некие структуры, которые могут указывать на некие события, идеи или действия, а могут и не указывать. В нем будут появляться люди, которые могут оказаться впоследствии принципиально важными, а могут навсегда бесследно исчезнуть после первой же ночи. А когда вы решите, что вот сейчас-то все и начнется, все неожиданно остановится.
