— О, с удовольствием сделаю, что могу. — И так как он слегка колебался, я добавила: — Передать привет Саратову?
— Вроде того. Когда вас приведут к новому следователю, сбегутся взглянуть на вас все, кто знал Валентину Михайловну в тридцать седьмом году.
— Так уж сбегутся… — усомнилась я, — поди, все забыли меня.
— Нет, вас помнят. Когда я два года назад уезжал из Саратова, о вас рассказывали целые легенды, что было и чего не было. Вас не забыли. Так вот, когда ребята соберутся, вы им скажите: «А Вишневецкий шлет вам привет!!» И расскажите им всё, что вы знаете обо мне.
— Но я так мало о вас знаю!..
— Больше, чем знают они. Сделаете это? А вашей подруге я помогу.
— Конечно сделаю.
— Ну, вот спасибо, желаю вам счастья!!
На этом мы расстались.
Вишневецкий выполнил все свои обещания. Уже на следующий день утром на разводе мне сообщили, что я направлена на другую работу. Никто не знал, на какую именно, где-то в городе.
Мне не хотелось расставаться со своей бригадой, к которой я уже привыкла, и я скорее огорчилась, чем обрадовалась.
Маша и Мария Яновна расцеловали меня и исчезли за воротами в утреннем тумане.
— Иди пока в барак, — сказали мне, — тебе к девяти часам. Отдыхай пока.
Вишневецкий устроил свою землячку в общежитие НКВД.
— Что я здесь должна делать? — спросила я у коменданта. Он почесал затылок.
— Должность новая… С сегодняшнего дня ввели. Наверное, наблюдать за порядком. Ну, мне что-нибудь помочь.
— Уборщицей?
— К нам по субботам и средам приходят две женщины, делают генеральную уборку. Моют полы. А пока — вот огнестрельное оружие, все виды пистолетов в этом шкафу. На ключ. Вот тряпки. Совсем запылились.
Протерев тряпкой не то наган, не то еще что-то, я вдруг вспомнила, что у меня 58-я статья, пункт 8 — террор. На меня напал неудержимый смех.
Комендант посмотрел на меня с улыбкой.
— Хорошо, что такая веселая.
В дверях стоял следователь, довольно полный, лет сорока.
— Ей можно веселиться. Была бы у нее 58-я статья, вряд ли бы смеялась.
— А какая, по-вашему, у меня? 162-я? «Вор в законе»?
Он усмехнулся:
— Нет, конечно. — Он внимательно разглядывал меня. — Халатность, я думаю, или что-то в этом роде.
Я молча закончила перетирать оружие и красиво разложила его в застекленном шкафу.
Несмотря на то, что этот следователь относился ко мне очень тепло, я так и не сказала ему, какая у меня статья: боялась подвести Вишневецкого.
Я вдруг поняла перемену, происшедшую с Вишневецким, — он стал мягче, добрее, отзывчивее. Да, после того, как сам был арестован, перенес следствие, быть может, клевету, приговор к расстрелу. Надеюсь, теперь он будет добрее и человечнее не только к землячке.
