— Не хочу обнадеживать тебя, малыш, — предупредила его секретарша. — У нас здесь миллион безработных пианистов. Вообще-то все, что предлагают клавишникам, — это работа в церквях. Но, видишь ли, Господь платит профсоюзу по минимуму.
Указывая пальцами с длинными ярко-красными ногтями в сторону доски, на которой белели листочки с объявлениями, она криво усмехнулась:
— Выбирай свою религию, малыш.
Внимательно изучив все предложения, Дэнни вернулся с двумя бумажками.
— Это мне подходит, — сказал он. — Играть на органе в Малденском храме в пятницу во время вечерней службы и в субботу, во время утренней. А еще воскресная утренняя служба в церкви в Куинси. Эти места еще не заняты?
— Раз висят объявления, значит, не заняты, малыш. Но чтоб ты знал, хлеб, который там предлагают, больше похож на крекеры «Риц».
— Да уж, — ответил Дэнни, — но я готов браться за любую работу, лишь бы платили. А по субботам у вас на танцах играют?
— Вот так-так! Да ты и вправду голодный. У тебя семья большая, которой нужно помогать, или что-то еще?
— Нет, я только что поступил в Гарвард, и мне баксы нужны, чтобы платить за обучение.
— Значит, эти богатенькие ребятишки в Кембридже не стали платить тебе стипендию?
— Это длинная история, — нехотя произнес Дэнни. — Но я буду признателен, если вы про меня не забудете. На всякий случай я буду к вам наведываться.
— Конечно заглядывай, малыш.
Накануне, около восьми утра, Джейсон Гилберт-младший проснулся в Сайоссете, на острове Лонг-Айленд.
Солнце в его спальне всегда светило ярче, чем в других комнатах. Наверное, потому, что отражалось в многочисленных сверкающих трофеях Джейсона.
Он побрился, надел новую теннисную куртку «Лакост», затем с трудом перенес багаж, включавший ракетки всех сортов — как для тенниса, так и для сквоша, — вниз, в свой двухдверный «меркурий» с откидным верхом 1950 года выпуска. Ему не терпелось с ревом помчаться по Поуст-роуд в своем багги, который он переделал собственными руками: увеличил мощность мотора и даже добавил вторую выхлопную трубу из стекловолокна.
Семейство Гилбертов в полном составе — мама, папа, Джулия, домоправительница Дженни и ее муж, садовник Максвелл, — все по очереди прощались с Джейсоном.
Было много поцелуев и объятий. И короткое напутствие отца:
— Сынок, я не желаю тебе удачи, поскольку она тебе не нужна. Ты рожден, чтобы стать номером один — и не только на теннисном корте.
Хотя Джейсон и не подал виду, но эти прощальные слова, призванные подбодрить, возымели совершенно противоположное действие. Юному Гилберту и так было не по себе при мысли о том, что он покидает родимый дом и отныне ему предстоит испытывать характер в окружении действительно лучших членов лиги своего поколения. А тут еще отец в последнюю минуту напоминает о том, как много он ждет от сына, — это только добавило нервозности.
