«Ладно, — решила Белла, — пошли на кухню. Выпьем кофе, и Габи расскажет нам про свои обстоятельства».
Они гуськом прошли под оплетенной лиловой глицинией аркой, ведущей вглубь райского сада, под сень причудливых деревьев и высоких цветущих кустов. В центре сада обнаружилась просторная круглая прогалина, устланная все тем же алым ковром и охваченная с двух сторон полукружьями обтянутых красной кожей диванов с низкими спинками. В центре круга стоял большой обеденный стол, сделанный из сплошной стеклянной плиты, опирающейся на три бронзовые крылатые фигуры и окруженный дюжиной стульев с гнутыми бронзовыми спинками. Картину дополнял миниатюрный красный рояль, осененный разлапистыми веерами пальмовых листьев.
«Это наша столовая, — буднично пояснила Белла, будто таких столовых вокруг было хоть пруд пруди. — Раньше, до того, как муж заболел, у нас часто собирались гости. Не то, что теперь».
Габи хотела было спросить, что случилось с мужем Беллы, но вовремя поймала предостерегающий взгляд Тамары — между ними сама собой установилась таинственная телепатическая связь, будто их настроили на общую волну.
За другой, оплетенной глицинией аркой, скрывалась дверь в кухню, притаившуюся вдоль задней стены дома. Впрочем, к кухне такого размера вряд ли подходило слово «притаиться» — она не пряталась, а, сверкая белизной, простиралась от стены до стены, охватывая площадь в сорок квадратных метров, не меньше.
«Так что же привело тебя к скромной участи прислуги?» — приступила к допросу Белла, пока Тамара колдовала возле замысловатой кофейной машины. Габи облизала пересохшие губы и вкратце рассказала свою историю — правдиво, но без подробностей. Белла слушала ее внимательно, не перебивая. Похоже было, что она больше вслушивается в музыку рассказа Габи, чем в его содержание.
«Ей всего-то три месяца тут прокантоваться надо, — заторопилась Тамара, чуткая к настороженному молчанию хозяйки. — Пока зарплату начну! платить. А тут я как раз и вернусь обратно!».
«Иврит у тебя отличный, — похвалила Белла, игнорируя вмешательство Тамары. И спросила неожиданно:
«Кто у вас в киношколе директор?».
«Цвийка Городецкий, а что?».
Не отвечая, Белла сняла телефонную трубку, — Габи только сейчас заметила вмонтированный в белую керамическую стенку белый телефон, — и нажала на кнопку памяти. Из трубки донесся мужской голос.
«Цвийка, привет! Да, да это я. Дела у нас неважные, ты же знаешь. Но я по другому поводу. Есть у тебя в школе преподавательница из русских? Даже три? Да ну, а я и не знала, что ты занимаешься благотворительностью! Но меня интересует одна — Габи. Дунски, говоришь? — она мельком глянула на Габи, Габи согласно мотнула головой. — Точно, Габи Дунски».
