— Слыхал про такой городок Шахты? — неожиданно спросил он.
Я пожал плечами. Слыхать слыхал, но не больше.
— Это в Донбассе. Я когда-то там работал…
— А сейчас разве не работаете?
— Сейчас?! — Дядя Серёжа тяжело вздохнул. — Сейчас я, брат, не работаю… — И он горько усмехнулся и снова забарабанил пальцами. Но, видимо, он не мог не продолжать. — Обвал в шахте случился. Засыпало нас, не так чтобы уж очень, но всё-таки… Главная беда — глаза углем запорошило. По инструкции строго-настрого запрещено в таких случаях глаза тереть. Вот я да дружок мой стерпели всю боль, не тронули глаза, а остальные тёрли. Вызволили нас быстро, так что никто не погиб. Да только большинство глаза порезали и ослепли начисто. А мы с дружком с глазами, хоть и без прежнего зрения. Тогда и по виску мне садануло, всю щёку чуть ли не насквозь. — Он потрогал шрам и неожиданно усмехнулся: — Как твой братишка всё пытал: не на войне ли шрам получил? А оно и без войны шрамы бывают…
В книгах я не раз читал, что бывают у людей такие минуты, когда человек готов поделиться с первым встречным своим горем или радостью. Но в жизни впервые передо мной раскрыл душу взрослый человек. И я, сочувствуя ему всем сердцем, в то же время невольно гордился его доверием, которое подняло меня до уровня взрослого.
Мне что-то надо было сказать ему, если не в утешение, то хоть в качестве совета. Но что я, семиклассник, мог посоветовать ему, человеку, прошедшему суровую школу жизни! И вместо этого я что-то ещё спросил и почувствовал, что отвечает он более сухо, пока наконец не сказал, что пора спать, и лёг сам.
Спал он или лежал, не знаю, но я, засыпая, думал о дяде Серёже, и мысли об этом мужественном и сердечном человеке вытеснили на время мою тревогу о маме, о том, как сложится завтрашнее утро, сумеем ли мы с Наткой благополучно добраться с братьями до дедушки с бабушкой…
Однако моё пробуждение состоялось задолго до утра. Яркий свет заставил меня зажмуриться, прикрыть глаза рукой и быстро сесть на полке. И в ту же секунду я услышал мамин шёпот: — Ну, слава богу, все на месте!
Я открыл глаза и увидел маму в дверях. Она пальцем считала нас по головам. Ой, сколько ужасов ей, наверно, привиделось!
Я сорвался с места, подбежал к маме и, как когда-то в детстве, как давно уже не делал, крепко обхватил её за шею и поцеловал в обе щеки, потом прижался головой к маминой груди. Мамина рука ласково гладила мои волосы. И вдруг я вспомнил, что дядя Серёжа, наверно, тоже проснулся и смотрит на нас, и оттого я застеснялся, как-то неловко отпрянул от мамы и, заливаясь краской, сказал, что лучше потушить свет, чтобы не разбудить ребят.
