Сам дом не показался мне тогда каким-то особенным. В Питере все дома кажутся одинаково серыми, особенно в осенне-зимний период. Это уже позднее, узнав его историю, открыла для себя его великолепие. Вошли в подъезд первого двора дома. Поднявшись по мраморным ступеням лестницы, остановились перед дверью квартиры и отыскали нужный звонок с табличкой «Спасская Т. С.». В ответ на наш звонок, дверь открыла величественного вида седоволосая дама.
— Будьте любезны, следуйте за мной, — пригласила она нас после обмена приветствиями.
На вид ей было лет семьдесят. Её все ещё красивое лицо хранило выражение какой-то досады и надежды одновременно. Она поплыла впереди нас, гордо неся свою голову с густыми волнистыми волосами, которые были подняты наверх и сколоты черепаховым гребнем. На ней была кремовая шелковая блуза, украшенная брошью-камеей у высокого ворота, и черная струящаяся юбка. Фрейлина, — подумала я. Отец, приосанившись, следовал за ней по длинному темному коридору, а я замыкала процессию.
Фрейлина остановилась перед двустворчатой дверью и, распахнув её, царственным жестом, пригласила нас — Прошу! Просторная комната с высокими окнами и потолками была обставлена старинной мебелью, на стенах висели картины в массивных позолоченных рамах. В одном углу комнаты стоял рояль, вдоль одной стены стояли книжные стеллажи, а в центре другой стены — чудесный камин с голландской печью. Другой угол комнаты был отгорожен красивой китайской ширмой. За ней оказалась уютная спальня, состоящая из кровати, шкафа и инкрустированной перламутром тумбочки. Хозяйка пояснила, что рояль — это её хлеб, она дает частные уроки музыки, а книги — это остатки коллекции её отца и мужа.
Госпожа Спасская предложила показать нам «места общего пользования», которые явно не соответствовали присвоенному ей мною статусу. Ванная и туалет не отличались от того, что я уже видела во многих коммунальных квартирах. Хотя стены ванной комнаты, в которой даже было окно, были украшены красивой изразцовой плиткой, сама ванная на чугунных, с львиными головами ножках, была пригодна разве что для стирки белья. Кухня была по традиции просторной и как обычно уставлена многочисленными плитами и тумбочками по количеству семей в квартире. Пока Татьяна Сергеевна, так звали хозяйку, показывала нам свою конфорку и тумбочку, на кухне появились две неприветливого вида неопрятные женщины. Даже не ответив на наши приветствия, они принялись греметь кастрюлями возле своих плит, словно выражая этим свое недовольство нашим вторжением. Пролетарки! — определила я.
