Когда мы снова вернулись в покои Фрейлины, она, словно отвечая на мои мысли, пояснила — Этот доходный дом был построен по заказу Эмира бухарского в 1914 году и поселились в нем, помимо создателя дома Кричинского, ученые, военные, юристы, а дом во втором дворе предназначался для мусульман-гостей столицы. А после революции сами знаете…Впрочем, я уже привыкла. Сейчас вот племянница предложила съехаться, я и согласилась.
Напоследок отец галантно поцеловал ей руку…Фрейлина уехала, пролетарки остались и появилась я в виде тонкой прослойки интеллигенции второго поколения…Правда, была еще Майя Николаевна, Маечка, душечка, бывшая учительница, которая деликатно воспитывала всех детей в квартире…Потом Маечка рассказала, что Фрейлина была дочерью известного военного хирурга, они жили в доме с момента постройки. После революции их «уплотнили», она вышла замуж за ученика отца. Отец умер от инфаркта, муж был репрессирован, их снова «уплотнили», потеряла сына в войну и мать в блокаду. С Маечкой мы очень подружились, и часто, не покидая квартиры, совершали литературно-исторические прогулки по городу. Ей я обязана развитием и формированием своего литературного вкуса, да и самим фактом выживания в том мире.
С первым мужем, Костей, я познакомилась на сборах. После института продолжала заниматься стрельбой из МКВ, мелкокалиберной винтовки…Костя был женат, когда мы познакомились. Встречаться нам было особенно негде, все мои поклонники становились неиссякаемым предметом обсуждений моих соседей. Приходилось довольствоваться нечастыми встречами в квартирах друзей, уезжавших в отпуск или командировку. В конце концов, Костя развелся, и я прописала его в своей комнате…Правда, его бывшая жена еще долго продолжала звонить мне с угрозами…
Жизнь в коммунальной квартире, да еще когда окна комнаты выходят во двор-колодец, не оставляет пространства для интимной жизни. Как-то раз во дворе меня и Костю остановил какой-то фотограф-любитель. Предложил нам выкупить фотографии, которые он сделал из окна своей квартиры. На фотографии мы с удивлением узнали себя, запечатленными в один из самых интимных моментов нашей жизни. Мы с возмущением отказались…
Поначалу, как и многие жильцы дома, я гордилась, что живу в таком известном и загадочном доме. И даже не очень пугалась идеи коммунального быта. В конце концов, родители часто рассказывали, как после войны они жили в общежитии, и это были самые счастливые годы их жизни. Но постепенно я осознала, что война по сути дела не закончена, потому что в нашем доме, в нашей квартире, продолжали бушевать классовые битвы. И передовой линией этого фронта была наша коммунальная кухня. Стала все чаще поглядывать на черный чехол на шкафу, где хранилась моя мелкашка. Осознав, что в этой войне победителей быть не может, я стала готовить в комнате сначала на плитке, а потом в микроволновке.
