— Мы в осаде, миледи.
— Весь остров в осаде. Я не могу ни забыть об этом, ни отказать в помощи нуждающимся.
— Ваш отец, брат, все знатные семьи находятся в Мдине.
— Здесь от меня больше проку. — Она указала на ряды коек и подстилок, расставленных по всему сводчатому помещению. — Довольно скоро свободных мест не останется.
— Вас ожидает ужасное зрелище, миледи.
— Совесть и воображение могут вынести и не такое. Полагаете, у меня не хватит сил? Вы, верно, считаете, что девушка моего возраста и происхождения не должна ухаживать за больными, что она не может вставать среди ночи по первому требованию?
— Я полагал, с вас довольно и возни с родниковой водой.
— Вы ошиблись, месье Гарди.
— Вы меня исправили.
Гарди позволил словам остаться на языке, а страсти отразиться в глазах.
Мария не проявила недовольства.
— Я пригнала из города повозку с припасами. И теперь оказалось, что я взаперти и все дороги перекрыты.
— Удачное совпадение в неудачное время.
Кристиан хотел обнять ее, закрыть собой, услышать, как она просит его о помощи и защите. И вновь замешкался. Легче преодолеть ясность сражения, чем неопределенность чувств. Девушка странно посмотрела на англичанина в ответ на его улыбку. Именно этот взгляд — отчасти твердый, отчасти вопрошающий — поверг Кристиана в задумчивость, вернул его во время их первой встречи, когда она ехала верхом неподалеку от Нашшара, в день их первой беседы на склонах Мдины. Кристиан мог представить, как умрет за Марию. Но что важнее, он бы охотно за нее убивал.
— Миледи, еще не поздно отплыть в Сицилию. Великий магистр Ла Валетт продолжает по ночам посылать на шлюпке депеши вице-королю.
— Мне нечего добавить к этим депешам, месье Гарди.
— Вдали от здешних мест вы будете в большей безопасности.
— А разве вы не были бы в большей безопасности в Англии?
Гарди подошел к столу и раскатал на нем рядом друг с другом две полоски ткани.
— Вот полуострова, где находятся Биргу и Сенглеа. А вокруг — море и турецкий флот. Со стороны суши перед нашими стенами и бастионами стоит турецкая армия. Они окопаются и укрепятся, уверенность их возрастет, а вместе с ней и их жестокость.
— Похоже, мы оба думаем не о побеге.
— О чем же, миледи?
Они улыбнулись друг другу. Ему было двадцать два года, ей — восемнадцать. Обстоятельства свели их вместе, а взаимная симпатия могла сблизить еще больше. Мария опустила глаза. То был признак нежданной робости или мимолетной покорности; на мгновение она ослабила свою защиту. Такого знака и ждал Кристиан.
