— И вы его выдали?
Священник кивнул.
— Я, как Иуда, заманил его в кабинет — вот сюда, — где уже сидели люди из спецслужб.
Розенберг помолчал. Его дыхание немного ускорилось. Наконец он продолжил:
— Я никогда не забуду взгляда, которым он на меня посмотрел. Разочарование, страх, скорбь и злость. Его взгляд говорил: «Я же тебе доверял. Я тебе доверял».
— Что случилось потом?
— Ничего. Проходили недели. Другим беженцам позволили остаться в стране. Но потом…
Слезы в глазах. Нильс почувствовал симпатию к Розенбергу.
— Потом однажды я получил по почте вот это… — Он выложил на стол конверт.
— Что это?
— Откройте.
В конверте были фотографии. Нильс затаил дыхание. Руки в кровоподтеках, пристегнутые к столу. Голый человек, подвешенный за руки. Мешок на голове. Нильс вспомнил об Иисусе.
На последней фотографии был окровавленный труп, свисающий вниз головой с конструкции, напоминающей мясной крюк на бойне. Нильс не мог выдавить из себя ни слова.
— Халед Хади. Шесть недель спустя после того, как я его выдал. Секретные фотографии из йеменской тюрьмы.
Нильс вернул фотографии на место.
— В том, что касается пыток, Йемен — одна из самых зверских стран. Большинство средневековых инквизиторов позавидовали бы их изобретательности. Они подводят ток к яичкам. Избивают проводами. Опускают человека в ледяную воду. Заставляют есть еду с толченым стеклом. Я расспрашивал врача… обо всем.
Нильс поднял на него взгляд. Расспрашивал врача. Прошел все муки на пути к кресту.
— Как он мог снова очутиться в Йемене?
Священник пожал плечами.
— Я не знаю. Датские власти хорошо спрятали концы в воду, ни один журналист ничего не проведал. Спецслужбы спокойно извиняли себя тем, что он попал в Йемен из другой страны, в которой находился в розыске. Его выдали именно в эту третью страну — они не хотят говорить, в какую, но это наверняка США, — где пытки официально под запретом. Так что с сугубо правовой точки зрения руки у них чисты. Тут много спорных вопросов, но главное-то в том, что они выдали его стране, где пытки запрещены, а эта страна просто передала его дальше.
Нильс кивнул.
— Кто прислал фотографии?
— Абдул Хади. Он хотел, чтобы я знал, на что я обрек Халеда. Хотел открыть мне глаза на то, как сложилась его судьба.
— То есть Абдул Хади хотел убить вас, чтобы отомстить за брата?
— Чтобы отомстить, да.
Повисло молчание. Священник косился на бутылку виски, Нильс понимал, что внутри него идет внутренняя борьба: ему хочется еще, но больше нельзя. Знакомое ощущение.
