Она принялась складывать все бумаги в коробку: факс, заметки, карта. Сначала она решила прокатиться на машине за сигаретами, но потом надумала взять с собой материалы. Она попыталась дозвониться до Нильса, чтобы объяснить, куда едет, но он не брал трубку.
Холодный воздух ударил ей в лицо на пороге, но мороз действовал оживляюще. Ханна слишком мало бывала вне дома, она могла неделями просиживать взаперти, выходя только к озеру и в ближайший магазин. Все остальное время она проводила, занимаясь… Чем? Она и сама понятия не имела. Это было хуже всего: случались дни, множество дней, когда она ложилась спать вечером, не имея ни малейшего представления о том, что делала, начиная с утра. Так что когда она завела сейчас машину и выехала на шоссе, это была своего рода мини-революция.
Копенгагенская синагога
Нильс поднялся, но Вейцман продолжал сидеть, и от этого возникла неловкость. Наконец раввин последовал его примеру.
— Есть ли у них какие-то тайные знаки, у этих тридцати шести? Что-то, что их объединяет?
— Только праведность. То, что они, как вы говорите, хорошие. Разве этого мало?
Нильс помедлил — вообще-то да, маловато.
— Вы можете назвать людей, которых считали такими праведниками?
Вейцман пожал плечами.
— Обычно об этом заговаривают на похоронах. Когда нужно почтить память человека, который значил много для многих.
— Но если бы вас попросили кого-то назвать?
— Я не знаю. Я не уверен, что мои предположения окажутся правильнее ваших. Однако евреи часто в этой связи вспоминают о Второй мировой войне. Оскар Шиндлер, участники Сопротивления в разных странах, одиночки, которые пытались не допустить полного истребления евреев. Но, как я уже сказал, ваши предположения ничем не хуже моих.
Он посмотрел Нильсу в глаза. Двое одетых в черное мужчин вошли в синагогу и поздоровались с Вейцманом.
— У меня сейчас назначена встреча. Ну что, я вам хоть немного помог?
— Да, конечно, спасибо за разговор.
Раввин провел Нильса до дверей и пожал ему руку.
— Теперь вы всего в двух рукопожатиях от Гитлера, — сказал он, не разжимая ладони.
— В смысле?
— Как-то на одной конференции в Германии я брал интервью у офицера, который работал с Гитлером. Я пожал тогда ему руку и подумал: ну вот, теперь я всего в одном рукопожатии от Гитлера.
Он по-прежнему не отпускал руку Нильса.
— Так что теперь вы всего в двух рукопожатиях от зла, Нильс Бентцон.
Пауза. Руке было жарко в ладони раввина.
— Может быть, и с добром точно так же: мы всегда где-то рядом с ним, и это вдохновляет. Вспомните Нельсона Манделу — этот человек изменил целую страну. Как Ганди. Как ваш Иисус. — Он улыбнулся. — Говорят, что в Южной Африке все или сами знакомы с Манделой, или знают кого-то, кто с ним знаком. Все находятся на расстоянии не больше одного рукопожатия от лидера. И тогда мысль о том, что нужно всего тридцать шесть человек, чтобы держать зло в узде, не кажется такой уж невероятной. Подумайте о том, что все перевороты в мировой истории — и плохие, и хорошие — начинались с одного человека.
