Обер-полицмейстер добился желаемого. Отца выдворили из Москвы, а больного врачи подняли на ноги, но молодой Шайн остался инвалидом и мог передвигаться только на костылях. В больнице работало много немцев. Много внимания уделял больному пастор Розенштраух. Hoax, следуя его советам и желая остаться в Москве, крестился в Лютеранском соборе и стал именоваться Павлом Васильевичем Шейном. Через несколько лет он стал публиковаться в московских литературных журналах; сблизился со славянофилами — М. Погодиным, К. Аксаковым, Ф. Глинкой, и идея хождения в народ, активно обсуждаемая в обществе, овладела его помыслами — свою жизнь он посвятил собиранию народных сказаний, песен, поговорок. На костылях, со скрюченными руками, он отправился в Симбирскую губернию, а также в течение нескольких лет ходил по дорогам Белоруссии. Женщины, а именно они хранили в памяти сказания и песни, проникались симпатией к доброму барину-инвалиду и охотно пели песни, рассказывали сказки, старинные предания и поверья. В результате этих экспедиций были изданы: «Русские народные песни» (1870), «Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края» (т. I, 1887, 1890; т. II, 1893; т. III, 1902) и «Белорусские песни с относящимися к ним обрядами, обычаями и суевериями» (1874). Последний труд был удостоен Уваровской премии.
Хотя сам П. В. Шейн оборвал связи с родными и еврейской средой, современники активно использовали его имя в борьбе с разгулом антисемитизма в печати. Первый биограф этнографа Б. В. Соколов писал в 1906 г.: «Шейн был калека, со сведенными руками и ногами, но болезнь не помешала ему посвятить более сорока лет своей жизни утомительному делу собирательства. Это страстное служение русской народности, проявленное русским евреем, не мешает помнить тем, кто склонен бросать русскому еврейству обвинения в нелюбви или прямо органической ненависти к русской народности и русской культуре. Совершенно забывают при этом длинный ряд выдающихся русских евреев, писателей, критиков, композиторов, ученых, обогативших русскую культуру. Наглядным примером такого служения русской культуре и внесения в ее сокровищницу крупного вклада является жизнь и деятельность П. В. Шейна».
Н. Г. Рубинштейн, П. В. Шейн и ряд других крестившихся евреев не оказали какого-либо влияния на жизнь национальной общины в Москве, которая во второй половине XIX в. продолжала разрастаться. Выпускники раввинских училищ, созданных по указанию графа С. С. Уварова, стремились к образованию. В 1843 г. в Московский университет поступил уроженец Новых Жагор Ковенской губернии Лев Иосифович Мандельштам. Выпускник раввинского училища, он блестяще сдал экстерном выпускные экзамены в Виленской гимназии и подал заявление о поступлении в Московский университет. Столь неожиданное для того времени прошение рассматривалось в правительственных учреждениях. Министр просвещения граф Уваров послал запрос, и директор виленской гимназии Устинов написал подробную характеристику выпускника, в которой отметил необыкновенные способности и редкие качества души молодого еврея Мандельштама, «желающего поступить в Университет, не переменяя своей веры, с тем чтобы впоследствии способствовать к образованию своих единоверцев». Граф Уваров, активный сторонник русификации и просвещения евреев, поддержал абитуриента. Разрешение было получено, и молодой человек отправился из родных мест в незнакомый для него город. В теплый сентябрьский день Л. И. Мандельштам приехал в столицу. Он остановился на Поклонной горе, и открывшаяся перед ним панорама вызвала у юноши восторг и волнение. В дневнике он записал: «Я в Москве! — и сколько мыслей и ощущений заключается в этих трех словах! Сколь велико это слово: „Я в Москве“».
