Вокруг них бурлила площадь. Мимо проходили люди в желтом, в голубом. И запах кожи, запах крема и масла от солнечных ожогов. И люди смотрели на портфель.
«Четырнадцать миллионов, подумать только!»
Владелец виллы погружался в черную меланхолию. Пожалуй, с госпожой Сан-Джованни было бы лучше иметь дело. Она, конечно, ни в коем случае не заплатила бы больше двенадцати миллионов, но зато она убаюкивала бы его изысканной диалектикой, которая оставила бы у него ощущение, что эти двенадцать миллионов, он их действительно завоевал, заплатил за них своей плотью и кровью. Владелец виллы пошел на отчаянный шаг.
— Тогда я не продаю.
— Как вам угодно, есть и другие виллы.
Рамполло рискнул на отвлекающий маневр:
— Я знал одну даму, которая ни за что не хотела расстаться с одним глиняным кувшином…
После истории с кувшином владелец виллы произносил: «Ну так как же быть с моей лампой?»
— Я ее сохраняю за собой.
Беспристрастный Рамполло переходил в другой лагерь:
— Без лампы у гостиной совершенно не тот вид.
В его пылких глазах было ожидание одобрения. И Андрасси проявлял это одобрение. Продажа, он знал это, давала Рамполло триста тысяч лир, сумму, на которую можно прожить четыре, а то и пять месяцев. И она позволила бы купить новое платье Сандре.
— У меня еще завалялся старый счет от штукатура, который занимался потолком…
— Вы его оплатите.
Форстетнер приоткрывал портфель. За другими столами комментировали. По окончании встречи каждого из участников противоборства окружали друзья, которые обсуждали подробности переговоров.
— А налоги? — спрашивал один из них владельца. — Ты не можешь использовать в качестве аргумента налоги?
Владелец виллы мрачно качал головой.
— Сразу видно, что вы его не знаете. Он не человек, это настоящий тигр.
А госпожа Бракконе советовала Форстетнеру:
— Может, уступить ему эту лампу.
— Лампу! Ни за что! Форст, отстаивайте лампу.
Маркиза Сан-Джованни никогда не уступала.
— Мой лучший друг, я подчеркиваю, мой лучший друг, в тот момент, когда он продает мне что-то, становится моим врагом. Форст, вы осел. Двенадцать миллионов, и ни лиры больше. Вам нужно было договориться со мной о комиссионном вознаграждении, и вы бы получили виллу за эту цену.
Чтобы избежать ее упреков, Форстетнер попытался было утверждать, что он предлагает двенадцать с половиной миллионов. Но он плохо знал остров.
— На двенадцати с половиной? Но вы же взяли из банка четырнадцать.
— Простите…
— Четырнадцать, мне сказал об этом парикмахер, — подтверждала госпожа Бракконе.
