— Но, черт побери, — воскликнул Андрасси, — ты — то хотел этого или нет?
— Какое это имеет значение? — удивился Вос. — В общем, как-то раз я предложил ей: «Приходи посмотреть мою мастерскую». Она пришла. Мы устроились на террасе…
Он подбородком показал на место, где они сидели.
— … И мы сидели, смотрели на деревья, о чем-то болтали. Клянусь, она часто потом приходила. Так вот, старина, через некоторое время она уехала с острова, но переспать ей удалось только с пейзажем.
Казалось, он гордился этим.
— Вот и ты тоже можешь утешиться с пейзажем, а? Любовь, ты знаешь…
Он презрительно фыркнул.
— Раз-другой, время от времени, я ничего не имею против…
Между тем история с покупкой виллы развивалась в нормальном ритме: стороны встречались, как правило, два раза в день, обычно на террасе одного из кафе на площади. Позиции были предельно ясны. Форстетнер соглашался заплатить четырнадцать миллионов. Предложение было выгодным. Домовладелец знал это. И изъявлял готовность. Он даже успел поведать об этом Рамполло. Но сама легкость, сама быстрота, с которой они пришли к согласию, вызывала у него головокружение. Ему мерещилось, будто у него что-то украли. И со щемящим сердцем он продолжал сражаться, пытаясь выторговать что-нибудь еще. Четырнадцать миллионов, идет! Но тогда он не станет ремонтировать трещину в большом водосборнике.
— Я требую ремонта.
Владелец виллы возражал:
— Хорошо. Но вы заплатите посреднику не только свою долю, но и за меня тоже.
— И не подумаю. Я уплачу только свою долю.
Форстетнер приоткрывал свой портфель. Последовав, наконец, совету Ивонны Сан-Джованни, он снял со счета в банке четырнадцать миллионов и приносил их, пачки денег, на каждую встречу — в красивом портфеле из желтой кожи.
— Вся сумма здесь. Она ваша. И в придачу дарю вам еще этот портфель.
Владелец виллы снова вздыхал, на этот раз от вожделения. Слишком много искушений за один раз. Теперь еще и портфель. Он уже знал, что уступит. За другими столами прислушивались. Все были в курсе переговоров.
— Да, вот что еще: я, разумеется, заберу большую лампу в гостиной.
— Вовсе не разумеется. Лампа фигурирует в инвентарном перечне. Я оставлю ее себе.
— Это память о моей бедной жене.
— Тем более, я обожаю сувениры.
Весь серый под своей шляпой, Форстетнер усмехался.
Владелец виллы возмущался:
— Но ведь это мой сувенир. Память о моей жене.
Тут в разговор вступал Рамполло:
— Профессор! Память — святое дело.
— Вот именно, поэтому и не будем это обсуждать.
