В двух шагах от них, на голубом канапе сидела пожилая дама и смотрела на них. Настоящая старушка с седыми волосами, но без голубого подсвета, в черном платье и серых чулках. Они сели рядом с ней.
— Вы видели сад? — спросила она. — Красивый, не правда ли? Мой тоже красивый, я стараюсь, чтобы он приносил пользу. Я выращиваю у себя овощи. Каждое утро я повязываю платок на голову, беру мотыгу, беру полольную вилку и иду в огород. Мой духовник все время говорит, что это мой грех. Мол, с этой стороны как раз и придет ко мне бес и заберет меня. Срежет меня под корень, как настурцию. Как настурцию.
Она весело рассмеялась.
— Моя дочь смеется надо мной, но она тоже занимается садом.
— О! Я занимаюсь только цветами.
— Две садовницы!
Она удовлетворенно скрестила свои толстые маленькие руки на коленях. В нескольких шагах от них в полосатом кресле пробуждалась ото сна, вздыхая, Бесси Амберсфорд. Она потрогала рукой карман и успокоилась. Госпожа Брачага безмятежно смотрела на нее.
— Я получаю удовольствие от таких сборищ, — сказала она. — Я ведь редко куда-нибудь выхожу. Все время занимаюсь своим садом, огородом, вяжу, слушаю концерты по радио. Поэтому время от времени говорю себе: «Девочка моя, ты закисаешь». И отправляюсь наносить визиты. Это мне интересно. Все эти иностранцы, художники, педерасты…
Андрасси даже не моргнул глазом. Он уже привык. На Капри слово «педераст» звучало столь же нейтрально, как где-нибудь в другом месте слово «суп».
— У меня два кролика и восемь кур. У всех у них есть имена. Кроликов зовут Сципион и Ганнибал. А петуха…
Она негромко засмеялась, как бы прося извинить ее за такую эксцентричность.
— Петуха я зову Коко. Приходите на них посмотреть.
— Да-да, конечно, — подтвердила Мафальда. — Приходите, когда хотите.
Внимание Андрасси стало рассеиваться. Эта старая дама, эта Мафальда, смотревшая на него своими открытыми, спокойными, немного суховатыми глазами, во взгляде которых было что-то от твердости грифельной доски. Голос старухи звучал спокойно, ровно. Когда он был маленьким, у него была бабушка, очень похожая на нее, в черном платье и серых чулках. Она тоже разводила кур и кроликов. И у всех у них тоже были имена: Цезарь, Парикмахер, Гроза пушты.
Ночь.
Форстетнер спит.
На море сотни огоньков рыбачьих лодок, вышедших на простор или в сторону Амальфи. Словно звезды. Если отвлечься, то можно подумать, что это само небо приблизилось к земле. Но это лодки.
Спокойные, неподвижные.
