Или сидишь на скамейке, на какой-нибудь остановке, знакомой тебе до отрыжки, пьешь пиво из горла и смотришь себе под ноги на окурки. Или где-нибудь на вокзале, чувствуя всю свою никчемность и бесприютность в этом мире. Или стоишь около супермаркета: все хорошо, и тебе нужно купить там хлеба, горошка, колбасы и соленых огурцов для “оливье” и туалетной бумаги, а тебе почему-то становится страшно. А мимо возьмут и пройдут ноги.
Самое красивое в ногах — это коленки и бедра. Бывают коленки ужасные, просто отвратительные — широкие, бесформенные, выпуклые — как будто нога никогда не разгибается до конца. И будь ноги с такими коленками хоть двухметровой длины, страшно представить их обхватывающими тебя за талию. Коленки должны быть остренькими, вытянутыми в длину, четко очерченными. Чашечки — красиво и ладно вставать на свои места, когда она вытягивает ноги и закидывает их тебе на колени, придвинувшись. И пусть она потом говорит о чем-то своем, размахивает фужером или даже наблюдает за кем-то другим, они — твои, лежат на твоих коленях, и ты можешь даже их не касаться руками, даже делать вид, что для тебя это ничего не значит, что-то важное и хорошее уже происходит, и ты рад.
Все знают, что высокие и худые женщины красивее маленьких и толстых, длинноногие — коротконогих. Но Федор особым чутьем бывалого коннозаводчика сразу угадывал породу по ногам. Обычно весь рост, вся красота живых манекенов для дорогой одежды, престижных машин и больших городов держится на длинных голенях. Присмотритесь! Голени у длинноногих женщин обычно значительно длиннее бедер. Когда делают операции по увеличению роста, обычно ломают и растягивают специальными приспособлениями именно кости голеней. Но у настоящих красавиц, чья порода была холима и лелеема, как английские газоны, столетиями длинна также и кость бедра, составляя с голенью настолько гармоничное сочленение, что за это ей можно просто все что угодно.
Еще бывает — зайдешь в магазин. А там за прилавком стоит продавщица. С глупым усталым лицом. А шея у нее длинная. Голая такая беззащитная шея. С блестящими стеклышками какого-нибудь колье, которое само по себе — китч и пошлость, наследие тех бус из стекляруса, за которые туземцы отдавали золотые слитки, а здесь — у нее на шее — ничего, даже к месту, даже кажется чем-то стоящим денег.
Шея длинная, плечи покатые. А ниже — грудь. Лифчика на ней нету, и они — грудки — отвернулись друг от друга в разные стороны. И соски — не только сама горошинка, но и весь ореол соска некоторой выпуклостью — едва прикрытые тонкой маечкой, видны. Она тебе говорит: “Мужчина, вам что-то показать?”, а ты уже и забыл, зачем пришел. А на слове “показать” прикусываешь язык.
