– Продолжай! Продолжай! – закричали, подбадривая, несколько товарищей молодого исполнителя.
И он, словно бросаясь с кручи в морскую пучину, запел ещё громче, насмешливее, с вызывающей дерзостью в отношении старших военачальников.
– Царь, – не вытерпел и сдержанный Пердикка. – Пусть сейчас же прекратит.
Но Александр промолчал, весь в раздумьях о замечании философа. Шум ругани заставил его придти в себя, он сделал глоток и осмотрелся.
Старшие из македонян и греков уже стучали посудой, выкрикивали хулу, бросали в певца то, что подворачивалось под руки. Молодёжь в свою очередь отвечала свистом, дразнящим хохотом, вскакивая с места и топая. Гвалт заглушил певца, ему приходилось укрывать голову от летящих предметов, и он прервал исполнение, развёл руками перед сотоварищами. Гетера подала ему кубок с вином, он стоя выпил, и, уклоняясь от брошенного блюда, повалился на приятелей, вызвав новый взрыв хохота в своём кругу.
Александр наблюдал за происходящим, но взгляд его был отсутствующим. Его начинало знобить, он передёрнулся, отгоняя слабость.
Одна из зрелых гетер заиграла на флейте родную мелодию, и мелодия Эллады постепенно усмиряла противников. Лишь Клит не желал забыть о случившемся.
– Недостойно среди варваров и врагов оскорблять македонян! – сказал он с вызовом и слезами на глазах и поднялся на ноги. – Они попали в беду! И всё же они лучше тех, кто над ними смеётся!
Сказанное им с искренней болью произвело впечатление. Гетера прервала игру, и напряжённое перешёптывание с повторением его слов и замечаниями на них, волнами распространилось по залу. Наконец, когда напряжённое молчание ожидания ответа царя сменило шёпот, раздалось подчёркнутое резким голосом холодное высказывание Александра:
– Должно быть, Клит хочет оправдать себя, называя трусость бедою.
Клит резко повернулся к царю.
– Но эта самая трусость, – он вытянул правую руку, показывая её Александру, – спасла тебя, рождённый богами, когда ты подставил спину мечу Спитридата! Почему-то не боги спасли тебя, а вот эта рука. А ныне, благодаря крови македонян и бессчётным ранам, доставшимся трусам, ты вознёсся так высоко, что отрекаешься от гордости за отца своего Филиппа, который создал твою непобедимую армию, называешь себя то сыном Амона, то сыном Зевса!
Задетый за живое Александр в бешенстве вскочил.
– Долго ли ещё, негодяй, ты намерен радоваться, понося меня при каждом удобном случае и призывая остальных к неповиновению?!
