— Расскажите!.. Расскажите!.. — поддержали ее ребята.
— Ну, если народ требует, расскажу.
Конечно, это была известная уже мне история, как Артемка спрятал нелегальные книги, только командир воспользовался случаем и заодно рассказал, как боролась партия с царизмом и как повела она за собой трудовой народ.
После собрания командир пошел на квартиру. Пока он советовался там с партийцами, мы с Таней сидели под окнами на скамье и разговаривали.
— Ты ж не забудь сказать Артемке, — в третий раз напоминала Таня, — что я его билет раньше всех подпишу.
— Не забуду.
— А что он больше всего любит, ты не знаешь?
— Театр он здорово любит.
— Это само собой. А покушать что он любит?
— Покушать? А кто его знает!
— Как же ты не знаешь? А еще вместе росли.
— В детстве он воблу сушеную любил со свежими огурцами.
— Вобла что! Я ему пирог с яблоками испеку.
Я почему-то рассердился и сказал, что Таня, как председатель нашего союза, должна теперь думать не о пироге с яблоками, хотя бы и для Артемки, а о союзе я вообще о более серьезных вещах.
Тут Дукачев высунулся в окно и позвал нас к командиру.
Комната, которую занимал командир с Дукачевым, была раньше кабинетом управляющего рудником. Стены ее оклеены такими обоями, что сразу и не разберешь, бумага то или бронза. На стенах висели какие то дипломы и патенты, разрисованные золотыми гербами и медалями, а на одной стене даже сохранилось темное овальное пятно — след от царского портрета. Но командиру с Дукачевым все это было безразлично, и они прикрепили какие-то свои карты прямо на патенты и дипломы.
— Таня, — сказал командир, когда мы сели перед ним на скамейку и для приличия положили себе на колени руки ладонями книзу, — теперь ты руководитель всего нашего союза социалистической молодежи. У тебя очень важные обязанности. Слушай и ты, Костя. Жалко, Артемки нет, но с ним мы поговорим отдельно. Прежде всего вы должны… — Командир встал и прошелся по комнате. — Да, — сказал он самому себе и опять обратился к нам: — Прежде всего вы должны учесть всех неграмотных своих товарищей и за короткое время научить их писать и читать.
— Что? — невольно вырвалось у нас с Таней: мы никак не предполагали, что в такое время можно было бы сесть за букварь.
— А вы что думали? — строго сказал Дукачев. — Вот, к примеру, в шести верстах от Крепточевки горы штыба навалены. Ветер носит черные тучи угольной пыли, забивает глаза, засыпает поля. Мы из этой пыли электричество сделаем, всем шахтерам ток дадим, пошлем свет за сотню верст отсюда. А как же ваш Семен Безродный построит электрическую станцию, если он неграмотный?
