В это время поле — сплошь движение. Аисты и цапли шагают неторопливо, останавливаются, быстрым ударом клюва убивают мышь или суслика, не интересуясь, кто это, дед или внук. К вечеру они даже зоб до отказа набивают, если только вечер застает их на поле и они не получают днем тайную весть, что им следует отправиться на юг, так как на севере уже собираются зимние тучи и свистит ледяной кнут ветра.
Канюков и пустельг подобного рода вести не интересуют. В их календаре отлет намечен на более поздний срок, — они спокойно кружат над полями. Свою добычу они не заглатывают сразу, а взлетают на сухой сук, верхушку стога или межевой камень и неторопливо едят, обводя глазами ‘ окрестность. В это время года полезны все птицы, уничтожающие мышей, не только канюки и пустельги, аисты и грачи, но даже серая цапля и серая ворона. А потому этих даровых работников надо охранять: ведь их повсюду подстерегает самый страшный в мире бич — невежество.
—Кар-кар, — вздыхали вороны, которых истребляли с помощью ружей, яда, ловушек и силков, пока ученые не сказали: «Хватит!» Но и наука потребовала больших жертв: тысячи грачей, канюков, пустельг пришлось погубить, вспороть им живот, чтобы подготовить убедительные доклады, пока, наконец, на их основе и закон не сказал: «Хватит!» Теперь уже канюки, грачи, пустельги могут трудиться спокойно, но они уже не доверяют человеку.
День потихоньку клонился к вечеру.
В низинах полей снова появился туман, и постепенно редеет птичье царство. То одна, то другая стая ворон, взмыв, садится на старый тополь, на котором серые вороны ведут вечернюю беседу, переходящую обычно в ссору, пока туда не залетит случайно канюк или пустельга. Тогда они набрасываются на незваных гостей, которым тоже хочется отдохнуть на старом тополе. Но серые вороны их не пускают. Такой уж это злой, неуживчивый народ. Они нападают на всех птиц подряд, задирают их, гонят прочь. Наглость их беспредельна. Если по соседству оказывается, скажем, обыкновенный сокол или балобан, серые вороны и на них нападают, большей частью эти благородные путники презрительно их сторонятся, но порой помогают некоторым серым воительницам отойти в иной мир, где они уже никогда не будут охотиться. А вообще-то вороны ведь должны быть признательны этим благородным разбойникам: те нередко оставляют им убитую добычу. Сокол не душит свою жертву, как ястреб, а заклевывает ее в воздухе, поражает, как пулей, и птица мертвой падает с неба на землю. Поэтому, если в небе появляется сокол, другие пернатые хищники устремляются на землю, где он не может на них напасть, — ведь он разобьется, снизившись на огромной скорости. Серые вороны и сороки вскоре забывают попавшую в беду сестру и, если сокол убивает кого-нибудь из их родичей, тут же слетаются, кружат вокруг, кричат, просят, даже требуют своей доли, пока великодушный чужак наконец не обведет их холодным своим взглядом.
